On&nbsp;Wednesday November 26, the Museum, Library, Caf&eacute; and Shop will be&nbsp;closed.
On&nbsp;Friday November 28, the Museum, Library, Caf&eacute; and Shop will be&nbsp;closed.
From November 5 to&nbsp;25, new works will be&nbsp;installed in&nbsp;open storage. Tickets for the project <a href="https://garagemca.org/en/open-storage/open-storage-backstein-function" target="_blank">Backstein Function&sup2;</a> and&nbsp;the <a href="https://garagemca.org/ru/open-storage/the-artist-s-book-kabakov-meets-pivovarov-in-a-corridor-of-a-publishing-house" target="_blank">artists' books section</a> are available at&nbsp;half price

Please note

Main Collection

Garage Museum of Contemporary Art archive

Acquired from the artist

Acquired from Paruir Davtyan

Acquired from Vladimir Kozin

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

На представленном рисунке изображены две полуабстрактные фигуры: выполненные энергичными мазками туши лица редуцированы до масок, а тела словно распадаются на фрагменты, линии и пятна, при этом гипертрофированные руки и ноги остаются четко очерченными, придавая композиции архаическую выразительность. Контраст плотности и пустоты фигур превращает композицию в размышление о границе между присутствием и исчезновением.

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

На представленном рисунке изображены две полуабстрактные фигуры: выполненные энергичными мазками туши лица редуцированы до масок, а тела словно распадаются на фрагменты, линии и пятна, при этом гипертрофированные руки и ноги остаются четко очерченными, придавая композиции архаическую выразительность. Контраст плотности и пустоты фигур превращает композицию в размышление о границе между присутствием и исчезновением.

Untitled

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

В представленном листе Смирнов соединяет тушевую графику с динамичной, почти небрежной акварелью: цвет ложится поверх контуров, создавая напряжение между линией и тоном. Слева — безликий образ в позе победителя: вытянутое тело с прорисованными ребрами, мускулистыми ногами и необычайно тонкой воздетой рукой, рядом — архаичная статуэтка с сюрреалистическим лицом; справа — три фигуры в полупрозрачных тонах. Несмотря на экспрессию линий, черты лиц проработаны с точностью миниатюриста, обостряя контраст между фрагментарностью тел и напряженностью взглядов персонажей.

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

В представленном листе Смирнов соединяет тушевую графику с динамичной, почти небрежной акварелью: цвет ложится поверх контуров, создавая напряжение между линией и тоном. Слева — безликий образ в позе победителя: вытянутое тело с прорисованными ребрами, мускулистыми ногами и необычайно тонкой воздетой рукой, рядом — архаичная статуэтка с сюрреалистическим лицом; справа — три фигуры в полупрозрачных тонах. Несмотря на экспрессию линий, черты лиц проработаны с точностью миниатюриста, обостряя контраст между фрагментарностью тел и напряженностью взглядов персонажей.

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

«Сретенский бульвар» — обычная школьная тетрадь советского образца — становится артефактом переходного момента в творческой судьбе Смирнова фон Рауха. На ее страницах соседствуют несколько стихотворений, включая «Памяти постели Юло Соостера» (1971), и полуабстрактные графические зарисовки. Смерть художника в 1970 году стала трагическим событием для московского андерграунда. Вскоре Смирнов приобрел его мастерскую и почти сразу утратил ее в результате загадочного пожара, о котором вспоминала вдова художника Лидия Соостер: «Он не может, да и не хочет испытывать страх, будучи здесь. К нему приходил Юло как призрак». Особенно выделяется обложка тетради: на ней нарисован профиль оскаленного существа, сложенный из дугообразных форм, точек и прерывистых штрихов. С середины 1970‑х годов Смирнов практически отказывается от изобразительного искусства: его основным языком становится литература. Рисунок уступает место слову.

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

«Сретенский бульвар» — обычная школьная тетрадь советского образца — становится артефактом переходного момента в творческой судьбе Смирнова фон Рауха. На ее страницах соседствуют несколько стихотворений, включая «Памяти постели Юло Соостера» (1971), и полуабстрактные графические зарисовки. Смерть художника в 1970 году стала трагическим событием для московского андерграунда. Вскоре Смирнов приобрел его мастерскую и почти сразу утратил ее в результате загадочного пожара, о котором вспоминала вдова художника Лидия Соостер: «Он не может, да и не хочет испытывать страх, будучи здесь. К нему приходил Юло как призрак». Особенно выделяется обложка тетради: на ней нарисован профиль оскаленного существа, сложенный из дугообразных форм, точек и прерывистых штрихов. С середины 1970‑х годов Смирнов практически отказывается от изобразительного искусства: его основным языком становится литература. Рисунок уступает место слову.

Сретенский бульвар

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое 
«доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

«Рисунок в новом каземате» — это отдаленно намеченный профиль лица, который распадается на абстрактные элементы. Под изображением — экспрессивная каллиграфическая надпись. Здесь линия, знак и слово становятся равноправными носителями смысла, а каземат — не столько топографическая реальность, сколько метафора внутреннего заточения. Как писал сам художник, «мои рисунки не более чем опыт познания. Когда отчаяние доходит до предела, то рука невольно выводит иероглифы на бумаге. Меня гораздо более занимает изобразить линию, не противоречащую музыке стиха или философской стройности, чем написать „сделанную“ картину».

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое 
«доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

«Рисунок в новом каземате» — это отдаленно намеченный профиль лица, который распадается на абстрактные элементы. Под изображением — экспрессивная каллиграфическая надпись. Здесь линия, знак и слово становятся равноправными носителями смысла, а каземат — не столько топографическая реальность, сколько метафора внутреннего заточения. Как писал сам художник, «мои рисунки не более чем опыт познания. Когда отчаяние доходит до предела, то рука невольно выводит иероглифы на бумаге. Меня гораздо более занимает изобразить линию, не противоречащую музыке стиха или философской стройности, чем написать „сделанную“ картину».

Рисунок в новом каземате

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

В представленном листе слово и изображение сливаются в единое высказывание. Вокруг абстрактных вертикалей размещен белый стих: «Я снова один. Твои волосы больше не шелестят вокруг моих бедер. Твои руки больше не смыкаются вокруг моих бедер. Твои губы больше не истязают моих бедер. Я снова один. Один как и прежде и снова один... один». Строки то выстраиваются вертикально, то перетекают в горизонтальные полосы, превращая текст в графический элемент. Этот лист — не иллюстрация и не поэзия с рисунком, а синтез, в котором форма и содержание взаимно обуславливают друг друга.

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

В представленном листе слово и изображение сливаются в единое высказывание. Вокруг абстрактных вертикалей размещен белый стих: «Я снова один. Твои волосы больше не шелестят вокруг моих бедер. Твои руки больше не смыкаются вокруг моих бедер. Твои губы больше не истязают моих бедер. Я снова один. Один как и прежде и снова один... один». Строки то выстраиваются вертикально, то перетекают в горизонтальные полосы, превращая текст в графический элемент. Этот лист — не иллюстрация и не поэзия с рисунком, а синтез, в котором форма и содержание взаимно обуславливают друг друга.

Я снова один

Новосибирская художница Елена Бертолло выстраивает свои проекты с аналитической точностью. Ее язык строг, выверен и лаконичен. За видимой простотой скрываются наблюдательность и глубокое внимание к деталям. Бесстрастно препарируя действительность, Бертолло удерживает зрителя в состоянии внутреннего напряжения. С 2006 года она работает в составе группы BERTOLLO совместно с мужем — художником, дизайнером и куратором Андреем Бертолло. В их творческом арсенале такие медиа, как видео, фото, живопись, коллаж, уникальная и печатная графика, тексты, арт‑объекты, инсталляции и перформансы. Книга художника — не основная, но значимая для них форма высказывания, особенно когда важно точное и адресное обращение к зрителю.

Книга «Так просто» была создана в 2022 году тиражом 8 экземпляров: тексты и изображения — Елена Бертолло, дизайн — Андрей Бертолло. Под эффектной, но лаконичной красной обложкой скрываются короткие рассказы, напоминающие дневниковые записи, — тонкие, поэтичные, иногда искрометно ироничные. Тексты сопровождаются рисунками, коллажами, принтами на кальке, лавсановой пленке и разных сортах бумаги.

Как и одноименный выставочный проект 2006 года, книга обращается к теме внутренней и внешней экологии, акцентируя внимание на едва заметном. В открывающем издание тексте Елена Бертолло пишет: «Художник тоже иллюзионист, имеет дело с фантазиями и иллюзиями. Он тоже не вписывается в обычные „рамки“ логики — пытается поймать, что ускользает, проявляет едва различимое… Не будьте готовы ни к чему, наблюдайте. Это так важно, так просто». Автор призывает зрителя к сосредоточенности и готовности сомневаться, принимать неопределенность человеческого бытия.

Новосибирская художница Елена Бертолло выстраивает свои проекты с аналитической точностью. Ее язык строг, выверен и лаконичен. За видимой простотой скрываются наблюдательность и глубокое внимание к деталям. Бесстрастно препарируя действительность, Бертолло удерживает зрителя в состоянии внутреннего напряжения. С 2006 года она работает в составе группы BERTOLLO совместно с мужем — художником, дизайнером и куратором Андреем Бертолло. В их творческом арсенале такие медиа, как видео, фото, живопись, коллаж, уникальная и печатная графика, тексты, арт‑объекты, инсталляции и перформансы. Книга художника — не основная, но значимая для них форма высказывания, особенно когда важно точное и адресное обращение к зрителю.

Книга «Так просто» была создана в 2022 году тиражом 8 экземпляров: тексты и изображения — Елена Бертолло, дизайн — Андрей Бертолло. Под эффектной, но лаконичной красной обложкой скрываются короткие рассказы, напоминающие дневниковые записи, — тонкие, поэтичные, иногда искрометно ироничные. Тексты сопровождаются рисунками, коллажами, принтами на кальке, лавсановой пленке и разных сортах бумаги.

Как и одноименный выставочный проект 2006 года, книга обращается к теме внутренней и внешней экологии, акцентируя внимание на едва заметном. В открывающем издание тексте Елена Бертолло пишет: «Художник тоже иллюзионист, имеет дело с фантазиями и иллюзиями. Он тоже не вписывается в обычные „рамки“ логики — пытается поймать, что ускользает, проявляет едва различимое… Не будьте готовы ни к чему, наблюдайте. Это так важно, так просто». Автор призывает зрителя к сосредоточенности и готовности сомневаться, принимать неопределенность человеческого бытия.

Так просто

Владимир Козин — художник, чья многогранная практика охватывает скульптуру, объект, инсталляцию, перформанс, фотографию, коллаж и авторскую книгу. Его творчество опирается на постмодернистскую стратегию апроприации: через ироничное цитирование канонических произведений — от Ильи Репина и Казимира Малевича до Винсента Ван Гога и Марселя Дюшана — Козин переосмысляет не только историю искусства, но и ее социальные и идеологические подтексты. Художник предпочитает работать с «бедными» материалами: автомобильной резиной, металлоломом и бытовыми предметами.

В 1996 году Козин стал участником петербургского «Товарищества Новые Тупые», для которого «тупость» была осознанной эстетической и этической позицией, направленной отчасти против интеллектуального пафоса Новой Академии Изящных Искусств. Произведение посвящено ее основателю Тимуру Новикову: Козин был свидетелем того, как незрячий неоакадемист «осматривал» выставку, полагаясь на словесные описания друга. Эта ситуация вдохновила художника на размышления о том, как слепой человек может воспринимать искусство: через осязание, память и культурные ассоциации. Один из «Новых Тупых» Вадим Флягин экспериментировал с бумагой для письма и печати по Брайлю, и это заинтересовало Козина: он также начал работать с рельефной поверхностью, стремясь создать изображение, доступное не только взору. Первоначально художник пробовал продавливать рисунок гвоздем, однако, оставшись неудовлетворенным результатом, перешел к чеканке по тонкому листовому металлу. В качестве универсального символа для «Иконы Нового Академизма» автор выбрал силуэт знаковой для западноевропейского искусства «Джоконды».

Владимир Козин — художник, чья многогранная практика охватывает скульптуру, объект, инсталляцию, перформанс, фотографию, коллаж и авторскую книгу. Его творчество опирается на постмодернистскую стратегию апроприации: через ироничное цитирование канонических произведений — от Ильи Репина и Казимира Малевича до Винсента Ван Гога и Марселя Дюшана — Козин переосмысляет не только историю искусства, но и ее социальные и идеологические подтексты. Художник предпочитает работать с «бедными» материалами: автомобильной резиной, металлоломом и бытовыми предметами.

В 1996 году Козин стал участником петербургского «Товарищества Новые Тупые», для которого «тупость» была осознанной эстетической и этической позицией, направленной отчасти против интеллектуального пафоса Новой Академии Изящных Искусств. Произведение посвящено ее основателю Тимуру Новикову: Козин был свидетелем того, как незрячий неоакадемист «осматривал» выставку, полагаясь на словесные описания друга. Эта ситуация вдохновила художника на размышления о том, как слепой человек может воспринимать искусство: через осязание, память и культурные ассоциации. Один из «Новых Тупых» Вадим Флягин экспериментировал с бумагой для письма и печати по Брайлю, и это заинтересовало Козина: он также начал работать с рельефной поверхностью, стремясь создать изображение, доступное не только взору. Первоначально художник пробовал продавливать рисунок гвоздем, однако, оставшись неудовлетворенным результатом, перешел к чеканке по тонкому листовому металлу. В качестве универсального символа для «Иконы Нового Академизма» автор выбрал силуэт знаковой для западноевропейского искусства «Джоконды». 

Икона нового академизма

Книга «Стихи» — это сборник поэзии независимого сибирского верлибриста Олега Бертолло. Оформление выполнено арт‑группой BERTOLLO — Еленой и Андреем Бертолло (братом Олега).

Новосибирская арт‑группа BERTOLLO работает в поле современного визуального искусства, экспериментируя с материалами, техниками и форматами. В своей практике художники фокусируются на собственных ощущениях и процессе мышления, их работа строится на внимании к подлинности момента, попытке соприкосновения с реальностью. Они часто выходят за пределы собственного авторства — сотрудничают с поэтами, художниками и актерами, реализуют совместные проекты и участвуют в творческих инициативах других. Книга художника — не главный, но значимый медиум в их практике, особенно когда возникает потребность в предельно точном, адресном высказывании — как в случае с книгой «Стихи» Олега Бертолло.

Оформление книги перекликается с визуальным языком проекта «Так просто» того же года: лаконичная красная обложка, аналогичный формат, схожая типография. Стихи сопровождаются сюрреалистичными и емкими графическими вставками (рисунками, принтами, коллажами), выполненными на различных сортах бумаги, включая кальку. Этот проект стал для группы BERTOLLO актом поддержки и жестом глубокой личной солидарности с поэтом — его творческой и жизненной позицией.

Книга «Стихи» — это сборник поэзии независимого сибирского верлибриста Олега Бертолло. Оформление выполнено арт‑группой BERTOLLO — Еленой и Андреем Бертолло (братом Олега).

Новосибирская арт‑группа BERTOLLO работает в поле современного визуального искусства, экспериментируя с материалами, техниками и форматами. В своей практике художники фокусируются на собственных ощущениях и процессе мышления, их работа строится на внимании к подлинности момента, попытке соприкосновения с реальностью. Они часто выходят за пределы собственного авторства — сотрудничают с поэтами, художниками и актерами, реализуют совместные проекты и участвуют в творческих инициативах других. Книга художника — не главный, но значимый медиум в их практике, особенно когда возникает потребность в предельно точном, адресном высказывании — как в случае с книгой «Стихи» Олега Бертолло.

Оформление книги перекликается с визуальным языком проекта «Так просто» того же года: лаконичная красная обложка, аналогичный формат, схожая типография. Стихи сопровождаются сюрреалистичными и емкими графическими вставками (рисунками, принтами, коллажами), выполненными на различных сортах бумаги, включая кальку. Этот проект стал для группы BERTOLLO актом поддержки и жестом глубокой личной солидарности с поэтом — его творческой и жизненной позицией.

Стихи

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

В представленном графическом листе композиция строится на трех вертикалях, напоминающих фрагменты архитектурной остовности. Первый элемент сохраняет относительную плотность, однако по мере движения по листу линии форм размываются, геометрия распадается, пятна туши становятся все менее контролируемыми. Последняя фигура почти исчезает: ее контуры растворяются в потеках, оставляя лишь намек на былую целостность. Как писал сам художник, «мои рисунки не более чем опыт познания. Когда отчаяние доходит до предела, то рука невольно выводит иероглифы на бумаге. Меня гораздо более занимает изобразить линию, не противоречащую музыке стиха или философской стройности, чем написать „сделанную“ картину».

Алексей Смирнов фон Раух — одна из самых загадочных фигур московского андерграунда: художник, реставратор и литератор. Сын профессора Московского архитектурного института Глеба Смирнова, внук передвижника Бориса Смирнова, он получил профессиональное образование в Суриковском институте, где изучал графику. Его искусство во многом выросло из духовной традиции семьи, старшее поколение которой принадлежало к непоминающей ветви катакомбной церкви. Визуальный язык Смирнова формируется на стыке экспрессионизма, сюрреализма, абстракции и иконописной традиции, сам автор определял его как «магический символизм». Смирнов обращался к глубинному пласту культуры — к ее дохристианским и христианским корням одновременно. Для него Византия и скифское искусство были не просто историческими источниками, а живыми архетипами, формирующими особое «доевропейское» сознание.

В 1960‑е годы Смирнов был в центре неофициальной культуры: общался с писателями Юрием Мамлеевым и Евгением Головиным, участвовал в жизни «Южинского кружка», дружил с поэтами Михаилом Гробманом и Генрихом Худяковым. Однако уже к середине следующего десятилетия он неожиданно отошел от художественной сцены и двадцать лет жил вдали от публичного поля: занимался реставрацией храмов, писал иконы и создавал литературные тексты, долгое время остававшиеся в рукописях. 

В представленном графическом листе композиция строится на трех вертикалях, напоминающих фрагменты архитектурной остовности. Первый элемент сохраняет относительную плотность, однако по мере движения по листу линии форм размываются, геометрия распадается, пятна туши становятся все менее контролируемыми. Последняя фигура почти исчезает: ее контуры растворяются в потеках, оставляя лишь намек на былую целостность. Как писал сам художник, «мои рисунки не более чем опыт познания. Когда отчаяние доходит до предела, то рука невольно выводит иероглифы на бумаге. Меня гораздо более занимает изобразить линию, не противоречащую музыке стиха или философской стройности, чем написать „сделанную“ картину».

1. Открытый доступ

Мастер

BERTOLLO

Bertollo Andrey

Bertollo Elena

Bertollo Oleg

Родился во Львове. Скульптор, автор инсталляций, объектов, перформансов, фотопроектов, коллажей и книг художника. Основатель нескольких художественных групп и самоорганизаций. В 1980 году окончил отделение архитектурно‑декоративной пластики Высшего художественно‑промышленного училища им. В. И. Мухиной (Ленинград). С 1984 года член Союза художников. Участник «Товарищества Новые Тупые» (1996–2002), директор и куратор музея «Мышеловка современного искусства» (1998), основатель (совместно с Вадимом Флягиным) галереи и художественного объединения PARAZIT (2000).

Catalogue of the Collection

Sort by