«Декоры». «Зеленый зал». «Вход на экспозицию»
В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году в брюссельском Дворце изящных искусств Бротарс впервые расставил в одном из музейных пространств пальмы, садовые стулья, витрины, тиражную графику девятнадцатого века с изображением животных и монитор, на который транслировалось изображение пальм, стульев и людей, двигающихся между ними. Это произведение называлось «Зимний сад», и в книге художника, сделанной Бротарсом по этому поводу, он, говоря об этом произведении, впервые использует слово «декор». Далее последовало много персональных выставок по всей Европе, на которых Бротарс показывал уже серии «декоров». Вот, что говорил о них сам художник: «Я попытался собрать разные объекты и картины, начиная с тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, чтобы создать комнаты в духе “декоров”. Для меня декоры стали формой сопротивления реди-мейду. Обычно они возникают, чтобы сделать что-то еще, фильм или, например, театральную постановку… то есть они восстанавливают, так сказать, объект до его реальной функции и не превращают его в произведение искусства». Бротарс декорировал выставочные пространства, помещал в них вполне утилитарные предметы вроде стульев и полочек, декорировал и украшал, развешивая, например, принты в рамочках — эта стратегия радикально противостоит идеологии модернизма, который боялся и отрицал любую функциональность, декоративность, театральность и тому подобное и который утвердил в качестве канонического пространства для показа искусства стерильный «белый куб», где ничто не отвлекает от переживания искусства.
(«Зеленый зал»)
«Зеленый зал» — одна из вариаций первого декора «Зимний сад», который Бротарс сделал в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году в Брюсселе. Куратор и критик Кэтлин Ча́ффи предлагает следующую дешифровку «Зимнего сада» и интерпретацию отдельных его элементов: «Бротарс описывал атмосферу “Зимнего сада” и воплощенные в нем представления о комфорте как типичные буржуазные идеалы девятнадцатого века. Но разумеется, зимний сад или внутренний двор с пальмами в домах девятнадцатого века не были для Бротарса просто нейтральной ассоциацией. Их предшественники — стеклянные кабинеты редкостей восемнадцатого века, где собирались аристократы и могли изучать редкие виды растений и иногда животных, часто привезенные из колоний. К тысяча восемьсот сороковым годам эти коллекции были деприватизированы, стали публичным достоянием, и дворы с пальмами и сады для чаепитий стали чрезвычайно популярны. Уже в двадцатом веке пальмы можно было увидеть в парижских салонах, галереях и музеях в качестве декоративных элементов, вызывавших ностальгическое настроение и смягчавших шок от нового искусства. В интерпретации Бротарса эти узнаваемые места становятся жуткими, почти пугающими своим анахронизмом; они намекают на историческую связь внутренних дворов с пальмами и эпохой колониализма и захвата, на происхождение публичных музеев из частных собраний и одомашнивание общественных пространств». Существенное отличие «Зеленого зала» от «Зимнего сада» состоит в том, что в «Зеленом зале» есть окно, через которое проникает мощный свет. Мари Гилиссен, вдова художника и верный хранитель его наследия, говорит, что для Бротарса было чрезвычайно важно подчеркнуть связь между интерьером и экстерьером. Также он добавил два чучела змей и пюпитр, использовать который по назначению невозможно, потому что на нем закреплены ракушки мидий в гипсе.
(«Вход на экспозицию»)
Входя в музей, на главной лестнице, ведущей на выставочный этаж, вы видели произведение Бротарса, которое так и называется — «Вход на экспозицию». Это одна из вариаций декора «Зимний сад». «Вход на экспозицию» открывал проект Бротарса в Художественном музее Базеля «Во славу сюжета» в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. В конце этого года у Бротарса открылись практически одновременно три серьезные выставки, закрылись они — согласно замыслу художника — в один день: первая — большая ретроспектива под названием «Каталог» в брюссельском Дворце изящных искусств; вторая — «Комната попугая» в антверпенской галерее «Вайт Вайд Спейс» и «Во славу сюжета» в Базеле. И если в Брюсселе были собраны работы в основном с тысяча девятьсот шестьдесят третьего по тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год, в том числе много объектов, то в Базеле были представлены фильмы и произведения с шестьдесят восьмого по семьдесят второй год. Вход на выставку был своего рода орнаментальным обрамлением для зала с фотографиями и тиражными вещами.