Краткое введение в рентгениздат
Garage Gazette публикует фрагмент статьи Стивена Коутса о «музыке на костях» из книги X-Ray Audio: The Strange Story of Soviet Music on the Bone, увидевшей свет в лондонском издательстве Strange Attractor Press, London в 2015 году.
Люди старшего поколения в России еще помнят странные рентгеновские пластинки, которые они видели и слушали во времена своей юности. Такие записи с запрещенными советской цензурой мелодиями вошли в обиход во второй половине 1940-х и бытовали примерно до середины 1960-х. В те времена индустрия звукозаписи находилась под контролем государства, но предприимчивые «бутлегеры» открыли удивительную альтернативу: они научились записывать музыку на рентгеновские снимки.
В феномене «музыки на костях» история холодной войны и запрещенной культуры переплетаются с технологиями звукозаписи и практикой ресайклинга — и все благодаря человеческой изобретательности и любви к музыке. Современные музыканты привыкли записывать музыку в цифровом формате. А «музыка на костях» создавалась аналоговым способом — кропотливо, одна копия за другой, так что каждая не только выглядела, но и звучала иначе, чем остальные. И те люди, которые записывали, продавали и слушали эти пластинки, шли на известный риск.
По аналогии с другими явлениями советской неподцензурной культуры, такими как самиздат и тамиздат, подобный способ тиражирования музыки можно назвать рентгениздат.
В первые годы революции в поиске музыки, подходящей для нового общества, активно поддерживались эксперименты. Так, развитие электронной музыки в Советской России значительно ушло вперед по сравнению с Западом. Но очень скоро стали появляться разнообразные ограничения: песни, музыканты и целые стили оказались заложниками непредсказуемой динамики официальных одобрений и запретов. Менялось отношение к композиторам, как, например, к Дмитрию Шостаковичу, которому удавалось включать музыку запрещенных стилей в кинофильмы, подавая ее в виде пародии или связывая с отрицательными героями. Некогда знаменитый и очень популярный певец Вадим Козин впал в немилость, был осужден и, уже выйдя на свободу, мог выступать, но не записываться.
Эти тонкие, как пергамент, пластинки отмечены следами того времени, когда музыка значила так много, что люди готовы были отправиться за нее в тюрьму.
Для радио формировались и пересматривались квоты на количество иностранной или танцевальной музыки в эфире.
Джаз — в первую очередь, западный, — оказался одним из тех «угнетенных» направлений, которые записывали на рентгеновские снимки. Латиноамериканская танцевальная музыка — фокстроты, самбы, румбы, танго, — хотя и не воспринималась как откровенно контрреволюционная, но также находилась под запретом и распространялась «на костях».
Появившийся на Западе рок-н-ролл вслед за джазом, естественно, тоже был запрещен. При этом он был безумно популярен на советском черном рынке. Песня Билла Хейли Rock Around the Clock обрела почти мифический статус. Ее текст вряд ли может считаться антисоветским, да и вообще протестом против чего бы то ни было, однако звучащее в песне предложение бросить все ради непрекращающегося танца раздражало власть настолько же, насколько восхищало советских стиляг. Кроме того, запрещалась эмигрантская музыка. Песни одного из самых популярных исполнителей, Петра Лещенко, можно было часто встретить среди записей «на костях».
Созданные с одной целью и затем приспособленные для другой, эти тонкие, как пергамент, пластинки отмечены следами того времени, когда музыка значила так много, что люди готовы были отправиться за нее в тюрьму. Конечно, в мире и по сей день есть места, где музыка и культура подвергаются цензуре, но в целом мы живем в эпоху, когда прослушивание любой музыки не предполагает никакого риска, никакой опасности. В чем тогда ее ценность?...