Митя Зильберштейн совместно с Наталией Тазбаш
Митя Зильберштейн совместно с Наталией Тазбаш
SiNai. 2020–2021
Песок, мел, мусор, кости, раковины моллюсков, видео (10 мин. 31 сек.)
Размеры варьируются.
Предоставлено художниками.
Звук, музыка: Никита Василенко
Цветокоррекция: Владимир Могилевский
При участии отца Джастина
В фокусе внимания Мити Зильберштейна нередко оказываются парадоксальные пространства, будь то Крымский или Синайский полуостров. Вслед за Терезией Теайва, кирибатийской и афроамериканской поэтессой, для описания этих пространств можно использовать термин «милитуризм», придуманный для тихоокеанских островных государств и обозначающий симбиотическое сращение военно-промышленного комплекса и туристической индустрии. Выразительным примером здесь будет следующее описание Крыма филолога и историка Андрея Зорина: «Мир белых домов у моря, гравиевых дорожек между кустами лавра, кипарисовых аллей с гипсовыми вазами и статуями, горнистов в алых галстуках на артековской линейке, прогуливающихся курортников в белых пижамах — это и есть наша Древняя Греция, наш рай, пусть и очищенный после войны волей отца народов от чрезмерного этнического разнообразия, но доступный по профсоюзной путевке или направлению пионерской организации для человека империи. Он может спокойно отдыхать, ибо на рейде в севастопольских бухтах стоит Краснознаменный Черноморский флот с бело-синими морячками в бескозырках, по которым напрасно сохнут девушки в далеких русских деревнях. Именно здесь бытовое и милитаристское истолкования русской тяги к Крыму сливаются до неразличимости».
Зильберштейн, однако, рассматривает подобные регионы намного шире. Так, Синайский полуостров в его новой работе — это одновременно место поклонения, бурлящая экосистема и свалка отходов, а уже потом — рекреационная зона и военный регион. В видеоэссе, ставшем результатом трехмесячного путешествия, художник исследует антропогенный след в Синайской пустыне и неспешный ход глубокого, геологического времени. Экофилософский лейтмотив сближает SiNai Зильберштейна с фильмом Ocean II Ocean французского художника Сиприена Гайяра, где кадры с ископаемыми органическими материалами в облицовке станций метро в России и других странах бывшего Советского Союза перемежаются архивной киносъемкой вагонов нью-йоркского метро, сбрасываемых в океан. Инстинктивное желание сравнить видеоэссе Зильберштейна с работами палестино-русской художницы Лариссы Сансур, ведущей представительницы так называемого Arab Futurism — футуризма стран Ближнего Востока, — оказывается ошибочным.
Автор справедливо интерпретирует пустыню как базу данных, поскольку кремний (Si в названии работы) — это составная часть песка, а также основа современных компьютеров (технооптимистичные «прочтения» кремния как символа хай-тек-индустрии и главной альтернативы углеродной жизни остаются в стороне). Обогащая и развивая это сравнение, Зильберштейн предлагает понятие архива-экосистемы — симбиотической общности независимых агентов, вступающих в сложные отношения формирования, хранения, обмена и распространения материальных свидетельств.
В своем истолковании пустыни Зильберштейн выступает с позиций «радикальной текстологии», объединяя на равных в единый герменевтический круг множество разнообразных текстов. На экране вместе с «природным текстом», данным в ландшафте, появляются граффити, клочки бумаги, манускрипты из монастыря Святой Екатерины у подножия горы Синай; в «субтитрах», дополняющих видеоряд, упоминается священное писание и петроглифы, а в пространстве инсталляции использована адаптированная цитата Донны Харауэй: «Мы, люди, не гомо, а гумус; мы не антропосы, не постгуманисты, а компост», — переведенная на древнееврейский и записанная протосинайским письмом. В ней актуализируется известная библейская сцепка между человеком (Адамом) и Землей («адама»), а также соединяются и предстают как несостоятельные две мифологемы: о человеческой исключительности и о туманной перспективе технологического бессмертия. Реальная пустыня становится напоминанием о «пустыне Реального» из кинотетралогии «Матрица», печальном ландшафте с обуглившимися руинами человеческого мира.
Еще одно замыкание круга происходит на уровне материального воплощения работы: песок в инсталляции и надпись, сделанная мелом, соотносятся с пустыней, наполненной биогенным материалом.
ЯВ