Дневник Софьи Кулагиной
Софья Кулагина (род. 1998, Тольятти)
Студентка четвертого курса факультета культурологии Российского государственного гуманитарного университета (Москва). В рамках своего академического интереса к политической культуре изучаю трансформацию границ между приватным и публичным в социальных институтах, в том числе и в современном искусстве. Верю, что музейные практики со-участия способны стать для человека способом манифестации ценности пространства своего личного опыта.
08.03.19
Первый рабочий день на проекте оказался совсем не простым. В первую очередь из-за большого потока людей. Тем не менее, они довольно органично растекались по пространству и практически каждый, уединенно или в компании, находил свое развлечение.
Слово «развлечение» здесь является для меня самым проблематичным. Как минимум в основе 2 инсталляций лежит игровой элемент, и это, как мне кажется, способствует взаимодействию с экспозицией ради «досуга», но при этом ставит под сомнение рефлективность этого процесса. Мне как медиатору пришлось поработать над модальностью в диалоге с посетителями. Мне не хотелось быть слишком «объясняющейся», чтобы не навязать собственную интерпретацию, но мягко, в диалогической форме поделиться мнением, позволив при этом человеку дать волю своему «музейному» бессознательному и одновременно настроить на анализ собственных ощущений и мыслей.
Периодически осложняло коммуникацию еще и то, что, глядя на человека, сложно предугадать, носителем какого опыта «общения» с искусством он является. Дважды посетители охлаждали мой пыл в рассказе о проекте рассказом о своем искусствоведческом образовании))). Этот скептицизм здорово преодолевался вопросом об их профессиональном мнении о происходящем. Искусствоведы оценивали Бюро как проект для «начинающих» в современном искусстве, более всего их интересовало «Кафе “На лестнице”» и газеты Житлиной и Терешкиной как «островок» академизма в нашей, по их словам, детской комнате.
Посетители менее ангажированные были рады всему происходящему и проводили на проекте в среднем по 30-50 минут, изучая преимущественно шкафы Линды. Кстати, очень часто «коллективные нити» и «шкаф для переводов», несмотря на рассказ о художниках и их концептах, воспринимались как единый проект и пространство для творчества. У посетителей постоянно возникало желание подвесить на ленты кукол, ракушки, записочки, что довольно логично. Очень часто работала связка с Масленицей. Маски примеряли менее активно, хоти и с интересом рассматривали, вероятно, боялись показаться смешными.
«Кафе “На лестнице”», действительно, работает как катализатор общения в пространстве. Периодически создается ощущение, что люди всю жизнь только и ждали того момента, когда с ними обсудят современное искусство и музеи. При этом диалог очень сложно удержать в колее, темы постоянно скачут на бытовые и метафизические. Многие вопросы вводят в ступор, возможно, из-за перевода.
Люди молодого возраста более расположены к горизонтальной коммуникации, те, кто постарше, склонны говорить и «экзаменовать», и уже мне приходится чувствовать на себе их дидактичность.
11.08.19.
В понедельник было немного посетителей, благодаря этому удалось сосредоточеннее пообщаться с пришедшими.
Выигрышной оказалась тактика, согласно которой общение начинается с вопроса о том, что человек хотел бы поделать в этом пространстве. Предложив на выбор, например, игру, чтение газет, общение, краткий обзор всего и понемногу и т.д. Так посетитель изначально чувствует мягкость и вариативность нашего с ним диалога и более смел и гибок в своем выборе.
«Кафе “На лестнице”» продолжает подтверждать свое звание game changer-а. После общения за чаем на одну из тем у посетителей оптика перенастраивается на более критическую. Возникает интерес к газетами и публичной программе. Люди обещают прийти еще раз.
По моему первому впечатлениютемы на кружках были слишком сложными для обсуждения для многих, но теперь мне кажется, что именно нетипичность вопроса способствует внутренней работе по поискам смыслов и рефлексии.
Часто к уже начавшемуся диалогу подключаются новые участники. Возникает дискуссия.
Постоянно фигурирует вопрос о судьбе чашек после проекта.
Красной нитью через все общение с санкт-петербургской публикой проходит сравнение «Гаража» с музеем Эрарта, к сожалению, не в нашу пользу. Камнем преткновения ожидаемо является отсутствие постоянной экспозиции.
19.03.19
На сегодняшний день вопрос на повестке дня такой: «Возможен ли музей без навязывания мнения?».
По непонятному стечению обстоятельств обсуждали этот вопрос 3 раза.
Все 3 раза пришли к выводу, что нет.
Речь шла о кураторском выборе, о неолиберальной повестке в современном музее, о возможности выбирать только из предложенных опций.
Все 3 раза я заметила, что людям, говоря на эти темы, сложно не ударяться в крайности. Озвучивались довольно абсурдные претензии типа «Художник (Павел Пепперштейн) не должен иметь собственной “мифологии”, потому что это уже давление, так как зритель не может ее свободно трактовать», «Художник должен творить только для людей», «Художник должен делать нечто, понятное всем».
Тем не менее, мне показалось, что даже в этом абсурде есть доля истины. Очевидно, что люди до сих пор чувствуют на себе давление музейного нарратива. Один молодой человек сказал мне одну, как мне кажется, важную вещь: партиципация в рамках отдельного проекта (нашего) не имеет большого значения и носит скорее терапевтический характер, после того, как ты прошелся по 2 кураторским выставкам, в которых твое участие было 0 и сводилось к молчаливому восприятию. Это можно расценить как потребность в партиципации внутри экспозиции, в которой авторитет художника-звезды так велик и требует быть уравновешенным зрительской свободой.
Многие возлагают свои надежды на интернет.
24-26.03.19
Игра Жиляева.
04.04.19
Люди начали оставлять теги на лентах Каролины. В очередной раз убеждаюсь, что виртуальная идентичность практически равна по значимости реальной, после вопроса девушке, физически стоящей передо мной:
— Если не секрет, то почему вы оставили не желание, а именно ссылку на инстаграм?
— Я хочу, чтобы вы меня узнали получше.
06.04.19
Разговоры о кружке «Может ли музей быть феминистским?» раз за разом заканчиваются провалом. По моим внутренним ощущениям, сама интенция, с которой мужчины (а это всегда мужчины в моем случае) берут эти кружки, находится где-то между желанием поглумиться и поупражняться в словесности. Однако более глубокая проблема состоит в непонимании даже не самого вопроса, а феминистской проблематики.
Мне кажется, что дело тут в сложности перевода не в прямом смысле, а скорее в необходимости переформулировать его, учитывая российские реалии. «Феминизм» сам по себе еще не стал явлением общепринятым и многими не воспринимается всерьез. Поэтому переход к разговору о феминизме в музее чаще всего невозможен, так как он вообще многими не считается необходимым. Посетители задаются вопросом «Зачем вообще феминизм?», а не «Зачем феминизм в музее?».
В очередной раз почувствовала, что наш проект превращается в рынок труда. Несколько раз мне предлагали посотрудничать в разных проектах. Сегодня чуть более активно.
«Нам нужны люди с теоретической базой. Вы же это работу сделаете бесплатно намного лучше, чем кто-то за деньги. Вы же все идейные»)))
Безусловно, очень приятно чувствовать себя нужным и востребованным, но представление о том, что в сфере культуры все могут работать только за идею, меня несколько фрустрирует. Очень жаль, что не удалось обсудить соответствующую кружку. Вопрос актуален.
Тем не менее, мне кажется положительным, что эта полуигровая коммуникация внутри проекта способствует формированию кратковременных, но интересных связей. Как известно, слабые связи являются наилучшим проводником информации, что очень важно в рамках образовательного проекта.
Интересно, воспринимается ли человеком коммуникация с нами, медиаторами, в рамках музейного пространства обособленно от «реального мира» за стенами музея? Возможно, люди чувствуют предрасположенность к диалогу потому, что наше «игровое пространство» существует как микромир, safe space, в рамках которого можно сказать чуть больше, потому что в все останется в нем же? И, следовательно, продолжится ли внутренний диалог человека вне музея или этот опыт будет мало применим в жизни?
P.S. В очереди в туалет услышала, что «музеи достали со своим равенством, феминизмом, толерантностью, экологичностью и вот это вот все».
На сегодня Топ-3 вопроса, которые чаще всего выбирают посетители для разговора (точные формулировки не помню).
- Может ли Инстаграм менять выставки?
- Можно ли обеспечить доступ к искусству, не навязывая своей точки зрения?
- Может ли музей быть феминистским?