Диана Салахеддин (род. 1999, Москва)
В 2015 году участвовала в первом наборе Молодежной команды «Гаража», была стажером и работала модератором и гидом на «Арт-эксперименте» (2018, 2019). Сейчас учусь на искусствоведа в НИУ ВШЭ и в «Свободных мастерских» Московского музея современного искусства. Делаю небольшие независимые выставки, интересуюсь современной архитектурой, искусством и культурой постколониальной Африки.


За те смены, что я успела отработать, состоялось несколько довольно интересных диалогов. Если систематизировать полученную информацию, можно выделить несколько проблем, которые затрагивают посетители: доступность музея для детей, открытость музея для публики, влияние мобильных телефонов на восприятие искусства и роль интернета.
Многие посетители (в основном пожилые) приходят в пространство Бюро Переводов, чтобы «проверить», насколько там будет комфортно их детям, некоторые обещают вернуться. Если наблюдать непосредственно за детьми в пространстве, то можно почувствовать, что они чувствуют себя комфортно: они взаимодействуют с инсталляциями (делают куколок Линды и завязывают ленты Каролине), передвигают столы и тумбы, поднимаются на башню. Родители детей отмечают, что после похода на выставки, где дети ограниченны в свободе передвижения, такое пространно становится особенно ценным. С другой стороны, некоторые взрослые посетители, заходя в это пространство, сразу маркирует его как «детское», из-за чего поначалу настроены скептически.

Говоря об открытости музея для публики, я имею в виду несколько ситуаций. Во-первых, в рамках инсталляции «Кафе на лестнице» мы говорили с посетителями о необходимости свободы выбора в вопросе получения информации. Один из посетителей вспоминал выставку Марселя Бротарса, где не было экспликаций, а сопроводительный буклет был скорее дополнением, чем разъяснением. По мнению посетителя, если бы в буклете можно было бы сразу прочесть какие-то факты о работах или элементы мифологии художника, выставка бы считывалась гораздо проще (а если бы человек хотел составить свое собственное впечатление, он мог бы просто не читать буклет). Отсутствие каких-либо пояснительных текстов в Бюро Переводов тоже смущает зрителей, но когда они узнают о функции медиатора, они осознают, почему текстов нет. Некоторые посетители удивляются взаимодействию, особенно гости из регионов. За время работы я поговорила с довольно большим количеством посетителей из разных регионов России, и все очень хотят, чтобы в их городах появлялись такие же пространства, как Гараж (из особенностей Гаража они отмечают качество выставок и такие проекты, как Бюро Переводов, где можно взаимодействовать с музейными сотрудниками). Также в один из дней у меня состоялось довольно много диалогов с иностранными посетителями. Во время разговора в рамках инсталляции «Кафе на лестнице» одна из посетительниц, француженка, на вопрос о том, как устроена медиация в западных музеях, ответила, что во французских и немецких музеях партиципаторность существует зачастую ради самой себя, ее очень много. Она может не нести никакой смысловой нагрузки, но так как это тренд, ее пытаются включить во все музейные программы.

Большинство посетителей, с которыми я взаимодействовала, приходят на проект после посещения выставок, и наши диалоги во многом опираются на их впечатления. Некоторые отмечают, особенно часто это было во время Uniqlo Friday, что их очень раздражают посетители, которые делают селфи в выставочном пространстве (в частности, на выставке П. Пепперштейна). У этого раздражения есть несколько причин: во-первых, посетители, которые делают селфи/фотографируются/фотографируют работы, мешают смотреть, а также проходить остальным посетителям. Во-вторых, посетителей также раздражает, что другие только фотографируют, не смотря на работы и не изучая их. По мнению некоторых, поход на выставки превращается для таких людей в форму социального одобрения, которая невозможна без фиксации происходящего. Поступали предложения запретить пользоваться телефонами в выставочном пространстве, хотя посетители при этом осознавали противоречие между музеем как пространством свободы и авторитарной практикой запрета.

В целом, если абстрагироваться от содержания диалогов и перейти к личному ощущению от медиаторства, я чувствую себя очень вдохновленной и мне кажется, что порой это вдохновение передается и посетителям. Я включаюсь в каждый диалог в инсталляции «Кафе на лестнице», в пространстве же взаимодействие проходит менее активно, потому что не все посетители готовы к вовлечению. Однако здесь существует большая проблема, с которой я пока не понимаю, как справиться: после смены я чувствую эмоциональное выгорание. Очевидно, что возможное решение — меньшее вовлечение — не работает, иначе это будет плохая медиация. Обсудим это на встрече с коллегами.