Без названия

Сергей Волков вышел на московскую арт‑сцену в начале перестройки и, соединив традиции московского концептуализма с эстетикой нью‑вейва, стал заметной фигурой своего времени. Выпускник Казанского инженерно‑строительного института (1974–1980), Волков переехал в Москву в 1980 году, а в 1983‑м устроился работать фотографом и художником на Комбинат декоративно‑оформительского искусства. Вскоре он сблизился с арт‑группой «Детский сад», базировавшейся в закрытом на ремонт детском саду в Хохловском переулке. Герман Виноградов, Андрей Ройтер, Николай Филатов и другие участники коллектива превратили «Детский сад» в место, где смешивались идеи, стили и подходы. Это была свободная, открытая система, культивировавшая этику карнавального плюрализма, как отмечает художник Георгий Литичевский. Здесь Волков впервые соприкоснулся с новейшими художественными практиками, что определило дальнейшее направление его творчества. В 1986 году он стал участником музыкального проекта «Среднерусская возвышенность», симулятивного рок‑ансамбля, созданного художниками‑концептуалистами. После закрытия сквота «Детский сад» Волков переехал в мастерские в Фурманном переулке, которые стали важным центром московской культурной жизни вплоть до 1990 года. В 1988 году он принял участие в историческом аукционе русского авангарда и современного искусства, организованном Sotheby’s в Москве.

Одна из работ того периода, «Без названия», представлена в собрании Музея «Гараж» и отражает особенности «живописного» этапа творчества Волкова. Используя скупую выцветшую палитру, художник фиксирует хрупкость и распад материального мира. Монохромные серо‑коричнево‑зеленые оттенки усиливают ощущение эфемерности, в то время как композиции часто построены вокруг бытовых или природных мотивов — простых, порой нарочито неинтересных или даже бессмысленных фрагментов повседневной жизни. Центральным элементом становится орнамент из стилизованных зайцев, размещенных на горизонтальных полосах. Их минималистичный, лишенный деталей облик создает амбивалентный ритм, заставляющий взгляд блуждать, превращая животных в почти гипнотический элемент.

Любопытно, что «заячий» мотив глубоко укоренен в культурном коде русской литературы XVII—XIX веков. Как отмечает филолог Константин Богданов, зайцы врываются в русскую литературу с поэзией Державина. Их общую функцию Богданов определяет как символизирующую новизну и дискурсивную выразительность. Говоря же о традиции ХХ веке, филолог замечает: «Новое время породит новых зайцев». Волкова привлекает принципиальная непознаваемость смысла. Он демонстрирует изображение таким, какое оно есть, сбивая зрителя с толку своей почти пронзительной тривиальностью. Художник создает напряжение между ясностью формы и невозможностью интерпретации, погружая публику в пространство смыслового разрыва.