Подкаст «Диалог с подростком». Третий сезон. Выпуск 4. Как я провел это лето?
Слушайте подкаст на удобной вам платформе: Apple Podcast, Google Подкасты или Яндекс.Музыка.
Это подкаст «Диалог с подростком» от Музея современного искусства «Гараж», который ведут сотрудницы Музея Маша Щекочихина и Марина Романова. В первом сезоне вместе со взрослыми — родителями, педагогами, психологами и другими специалистами — мы разбирались в том, как выстраивать диалог с подростком, а еще как быть бережными и внимательными друг к другу.
Во втором сезоне мы поговорили с самими подростками: Настя Марнова и Илья Кулиш стали полноправными соведущими сезона, и вместе мы обсуждали дружбу и любовь, школу и работу и многое другое.
Третий сезон подкаста посвящен альтернативной педагогике. Вместе с гостями мы исследуем это понятие: как построить гибкую образовательную среду, учитывающую многообразие самых разных потребностей самых разных учеников? Как научиться и научить не бояться ошибок? Как вовлекать и мотивировать? Ответы на эти и другие вопросы вы найдете в выпусках.
В четвертом выпуске третьего сезона выясняем, как устроены инклюзивные образовательные проекты для детей и подростков в культурных институциях.
Гости выпуска:
Люда Лучкова — руководитель отдела просветительских и инклюзивных проектов Музея современного искусства «Гараж».
Влад Колесников — куратор программ для сообщества глухих и доступности для глухих и слабослышащих Дома культуры «ГЭС-2».
Дарья Муратова — руководитель отдела просветительских и инклюзивных программ Музея-заповедника «Казанский Кремль», кандидат исторических наук.
Евгений Кутергин — куратор инклюзивных и просветительских проектов, художник.
Маша Щекочихина: В прошлом выпуске мы говорили об инклюзивном образовании, но наш разговор об инклюзии будет неполным, если мы не обсудим быстро развивающиеся в последние десятилетия инклюзивные проекты в музеях. Ну, а начать хотелось бы, конечно, с представления гостей и проектов, о которых сегодня пойдет речь. И по традиции для представления я передаю слово нашим гостям.
Люда Лучкова: Всем привет, меня зовут Люда Лучкова, я работаю в Музее современного искусства «Гараж», где занимаюсь инклюзивными и просветительскими проектами.
Влад Колесников: Привет, меня зовут Влад Колесников, я куратор программ для сообщества глухих и доступности для глухих и слабослышащих Дома культуры «ГЭС-2». Я слабослышащий.
Дарья Муратова: Всем привет! Меня зовут Даша Муратова. Я работаю в Музее-заповеднике «Казанский Кремль» в Казани и, как и Люда, отвечаю за просветительские и инклюзивные проекты в нашем Музее-заповеднике.
Евгений Кутергин: Всем привет! Меня зовут Женя Кутергин. На данный момент я независимый куратор, художник и организатор различных просветительских и инклюзивных проектов. Я расскажу о проекте, в реализации которого принимал участие, будучи сотрудником Ельцин Центра.
Маша Щекочихина: Женя уже анонсировал проект, поэтому я предлагаю каждому из вас теперь рассказать и о них.
Люда Лучкова: Мы с Владом расскажем про проект «пик-пик». Это летний городской лагерь для глухих и слабослышащих детей, который впервые был организован в 2022 году, а в этом году прошел уже в третий раз.
Дарья Муратова: Я расскажу о проекте, который называется «ЛМЛ», или «Летний музейный лагерь», для слабовидящих детей. В прошлом году лагерь объединил детей в возрасте 10–12 лет, в этом году — подростков в возрасте 12–14 лет.
Евгений Кутергин: А я расскажу о проекте, который мы реализовывали вместе с Лерой Сазоновой в Ельцин Центре. Это проект под названием «Давай попробуем!» — лаборатория для молодых людей с миграционным опытом в возрасте от 12 до 14 лет.
Маша Щекочихина: Здесь я предлагаю перейти к первому вопросу. Он довольно общий, состоит сразу из нескольких и касается ценностей. Я бы хотела узнать у вас, что проекты, о которых сегодня пойдет речь, значат лично для вас как кураторов, менеджеров, продюсеров проектов. Что эти проекты значат для ваших институций? И наконец, что эти проекты значат для развития инклюзии и разнообразия вообще?
Влад Колесников: Я начну с того, из чего состоит «пик-пик». Это, как уже сказала Люда, проект, объединяющий глухих и слабослышащих детей. Для нас также важно, чтобы к проведению занятий и обсуждениям были привлечены глухие и слабослышащие ведущие, вожатые, тьюторы, — в общем, нам важно, чтобы не только участники были носителями опыта, но и в команде также были представлены люди из сообщества. Важно подчеркнуть, что это не исключает привлечения слышащих специалистов из разных областей к организации лагеря. Мне кажется, у нас получилось собрать команду глухих и слышащих, объединенных одной идеей. Идея заключалась в том, чтобы создать пространство для глухих и слабослышащих детей, где они в первую очередь изучают город, изучают институции, в которых проходил «пик-пик», изучают в конечном счете самих себя через различные виды деятельности. Общение в лагере построено на жестовом языке. Это основной способ общения глухих и слабослышащих. Для «ГЭС-2» данный проект является частью постоянной программы «Глухие и звонкие», одной из целей которой является формирование и поддержка сообщества глухих, объединение глухих и слабослышащих подростков через разные форматы взаимодействия друг с другом. Для нас важно, чтобы они транслировали тот опыт, который они получили в «ГЭС-2», окружающим. Стоит сказать, что мы делаем «пик-пик» вместе с Пушкинским музеем, с Третьяковской галерей, и каждая из институций приносит что-то свое.
Люда Лучкова: Надо также сказать слушателям, что такое «Пик-пик». «Пик-пик» — это жест, который стал символом лагеря. Он означает «сочетание». Это и сочетание наших усилий, и сочетание ребят, и сочетание разных тем. Если говорить о задачах и целях, то, помимо поддержки, о которой сказал Влад, — все же проект родился из дружбы в 2022 году, когда у всех было ощущение турбулентности, — «пик-пик» отвечал на отсутствие подобных проектов на рынке. Подобных проектов для глухих и слабослышащих детей и подростков действительно мало. Обычно общение со сверстниками происходит в школах и на соревнованиях. Мы также исходили из позиции, что многие родители летом работают и дети вынуждены проводить лето в городе. Чем занять глухого ребенка в городе летом? До «пик-пика» предложений практически не было. Сейчас он есть, и его ждут.
Влад Колесников: Я бы еще дополнил. Во многих городах России — не только в Москве — дети учатся в специализированных школах-интернатах. Для сообщества это более чем привычно и понятно. Дети узнают друг друга, видят таких же глухих, как и они, знакомятся с жестовым языком, общаются на нем — так формируют сообщество, но есть, так скажем, некий минус. Он заключается в том, что дети из разных школ редко встречаются. Чаще всего они встречаются на спортивных соревнованиях, конкурсах жестовой песни. И всегда эти встречи пронизаны духом соревнования: кто-то должен победить, выиграть. А в нашем случае, как мы задумывали, дети должны все делать вместе: вместе создавать, познавать, играть. Мне кажется это важным для развития совместных культурных практик.
Маша Щекочихина: Спасибо большое, что поделились, как можно поддерживать сообщество и почему это важно. Возвращаясь к вопросу, который я задавала, я бы хотела обратиться к Даше и Жене.
Дарья Муратова: Для нас «ЛМЛ» был определенным этапом развития нашей команды, когда мы пришли к тому, что можем провести, организовать и после поддерживать контакт со слабовидящими детьми, которые к нам пришли. Музей-заповедник — это достаточно большая и сложная структура. Он стоит из нескольких музеев и выставочных залов. Они все абсолютно разные по тематике, по целевым аудиториям, по экспонатам, которые в них представлены. Среди детей, которые принимали участие в проекте, кто-то уже бывал в Музее-заповеднике, кто-то не был вообще. Если говорить про ценность для организации, я могу отметить, что после того, как мы во второй раз провели этот проект в нашем музее, он стал значим не только для команды инклюзивных проектов, но в целом для всей команды Музея-заповедника. В организации шестидневного лагеря для десяти детей, которые приходят на шесть часов в день, задействовано более тридцати сотрудников. Это и сотрудники отдела просветительских и инклюзивных программ, и сотрудники музеев и выставочных залов, которые проводят экскурсии, это и внешние подрядчики, которые приходят в рамках лагеря проводить творческие занятия. Еще один важный момент. Влад рассказывал, что в «пик-пике» принимают участие дети, которые учатся в разных общеобразовательных организациях. Когда мы задумывали «ЛМЛ», мы предположили, что у некоторых детей выход за пределы привычной среды может вызвать стресс. Это определенно будет сказываться и на том, как они себя будут чувствовать в течение дня. Поэтому нам было важно, чтобы в первой смене принимали участие дети, которые так или иначе между собой знакомы. Поэтому мы изначально решили, что это будут дети из одной школы. У нас есть достаточно надежный партнер — одна из казанских школ, где учатся незрячие и слабовидящие дети. Если говорить про возраст, возможно, мы к нему еще вернемся чуть позднее, то в этом году мы осознанно поменяли возраст детей и пригласили детей чуть старше, в возрасте 12–14 лет. И это, конечно, был новый колоссальный опыт, потому что от смены прошлого года, несмотря на то, что разница в возрасте была всего два года, смена 2024 года кардинально отличалась. Добавлю еще. Так как дети у нас из одной школы и мы стараемся впоследствии поддерживать с ними контакт, приглашать их на мероприятия, то мы периодически с ними видимся. На прошлой неделе мы приглашали выпускников прошлогоднего «ЛМЛ», и первое, что они спросили, когда пришли, это: «Кто принимал участие в этом году?» Я им перечислила, кто, на что они ответили, что после летних каникул обязательно расспросят их об этом. И это так здорово, что они вне Музея-заповедника встретятся и поделятся впечатлениями.
Маша Щекочихина: Здорово! Передаю слово Жене.
Евгений Кутергин: Отвечая на вопрос, начну с институции. Для Ельцин Центра проект, который мы предложили вместе с Лерой, был интересен как возможность выхода на новую аудиторию: подростков с миграционным опытом (в нашем случае это были подростки, мигрировавшие из Центральной Азии). Дальше я бы хотел ответить на вопрос, что этот проект значил для нас с Лерой. Нам хотелось попробовать выйти за границы привычного представления об инклюзии как о работе исключительно с людьми с инвалидностью. Для нас это тоже было вызовом, поэтому программа и называется «Давай попробуем!». С одной стороны, это предложение самим участникам и приглашение к взаимодействию, с другой стороны — это пробный шаг и для нас. Первая часть проекта представляла собой знакомство: нас с аудиторией и аудитории с Ельцин Центром. Мы знакомили участников с Музеем Бориса Ельцина, с арт-галереей, с пространством Ельцин Центра вообще. В Ельцин Центре находится много всего: и музей, и магазины, и просто места, где можно посидеть и повтыкать в телефон. Ребята, кстати, часто этими местам пользовались, когда приходили, например, за час до занятия. Они просто где-нибудь сидели и втыкали. С другой стороны, помимо того, чтобы познакомить их с музеем, нашей задачей было понять, какие у них есть интересы, узнать, что их волнует и вокруг чего мы можем строить наши программы. Для этого мы предложили сделать вымышленный музей собственных ценных вещей, и через эти вещи мы нащупывали почву для дальнейших коммуникаций. Среди вещей оказались предметы, связанные с национальной идентичностью, с родственниками, с играми. Например, наколенники для игры в футбол, были и религиозные предметы. Мне запомнился национальный головной убор скид. Для нас с Лерой само взаимодействие с участниками было важно, потому что, на удивление, они оказались очень живыми, открытыми и готовыми к общению, так что мы каждую пятницу радостно заканчивали все рабочие дела и шли проводить эти занятия. Для нас пятница после пяти часов была главной отдушиной на тот период. Лера дальше продолжила вести этот проект уже самостоятельно. Следующим этапом стало знакомство с маршрутом от их школы. Участниками стали ученики одной из школ Екатеринбурга. Это один класс, но он составной, и в нем учатся только ребята из Центральной Азии. Они все с разным бэкграундом и немного разного возраста, но оказались в такой общей группе. Отвечая на третью часть вопроса: «В чем я вижу значимость проекта в контексте инклюзии в целом?» Если для нас это было скорее дружеским времяпрепровождением, для институции это — реализация социальной миссии, то для контекста инклюзии вообще — возможность помыслить инклюзию шире, чем только работу с людьми с инвалидностью, и обратить внимание на одну из других социальных групп, которая тоже находится в уязвимом положении.
Маша Щекочихина: И вот здесь я хотела бы вернуться к тому, что я анонсировала в самом начале, и обратить ваше внимание на само слово «инклюзия». В прошлом выпуске вместе с коллегами, которые занимаются инклюзивным образованием, мы много говорили о том, что же значит слово «инклюзия», отмечали, что оно переводится как «включение», подразумевает взаимодействие людей с различным опытом. Однако ваши проекты, исходя из короткого описания, кажется, не совсем под это определение подходят. Мне бы хотелось спросить именно у вас, как вам кажется, всегда ли инклюзивные проекты должны объединять людей с различным опытом или это не так? Всегда ли объединение разных людей актуально? Как вам кажется, могут ли подобные проекты равным образом быть связаны с инклюзией?
Люда Лучкова: Я думаю, что у нас с Владом здесь могут быть даже немного разные позиции по этому поводу. Я, наверное, могу сказать, почему «пик-пик», как мне кажется, можно назвать инклюзивным проектом. Во-первых, в команде работают как носители опыта, так и нет, например, наши методисты. Более того, «пик-пик» — это лагерь почти полного цикла: дети приходят в 10:00, а уходят в 18:00. За это время с ними взаимодействуют разные люди: от слышащих медиаторов до приглашенных бердвотчеров, которые тоже могут быть слышащими, и так далее. Итак, первое — это разный состав тех, кто задействован в проекте. Второе: в проекте принимают участие две частные институции и два федеральных музея, и это тоже, на самом деле, инклюзия, потому что процессы во всех институциях выстроены абсолютно по-разному. Ну и третий момент, надо отметить то, о чем ты, Влад, тоже часто говоришь, — это то, что сообщество глухих неоднородно. У нас был опыт, когда среди участников были те, кто владел жестовым языком в меньшей степени. Мы уже в процессе подбирали тьютора-переводчика для них. Понятно, что работа с ними была более индивидуальной, но все равно дети принимали участие во всех творческих заданиях вместе со всеми.
Влад Колесников: У меня в целом неоднозначное отношение к понятию инклюзии. Мне кажется, люди относятся к этому понятию иногда небрежно, называя практически все проекты, в которых так или иначе участвуют разные непредставленные аудитории. Инклюзия пришла к нам из образования вместе с лозунгом «Дети должны учиться вместе!» Еще в самом начале он вызывал некоторое недоверие к подходу. Почему-то дети вдруг стали кому-то и что-то должны. Я не могу сказать, что я не согласен с Людой, но все же для меня «пик-пик» — это проект, ориентированный на сообщество глухих. Тот факт, что среди команды проекта присутствуют слышащие, это для меня не совсем инклюзия, потому что участвуют-то только глухие и слабослышащие. И культурный обмен (а инклюзия, как мне кажется, в том числе подразумевает культурный обмен) происходил все-таки на уровне взрослых людей — команды, а не детей-участников. Люда упомянула, что у нас был опыт участия детей с разным уровнем жестового языка, но в проекте могли бы участвовать и слышащие дети глухих родителей, но этого не состоялось в первую очередь потому, что у глухих и слышащих детей разный культурный контекст, разные формы коммуникации. Все же на данный момент создание комфортного пространства для носителей двух языковых культур, двух разных способов коммуникации не представляется возможным. Можно, конечно, жить в представлениях о том, что инклюзия — это просто нахождение разных людей друг с другом, но мы все же ставим перед собой образовательные цели. Для их достижения на данный момент не получается совместить глухих и слышащих детей в одном пространстве.
Дарья Муратова: Если говорить про «ЛМЛ», то здесь абсолютно так же. «ЛМЛ» — это проект для конкретной целевой аудитории — слабовидящих детей. Если говорить про коммуникацию людей с инвалидностью и людей без инвалидности в рамках проекта, то это также проявляется в составе команды проекта, а не в составе участников. Например, к проекту мы готовим волонтеров, которые нам помогают. Подготовку осуществляет носитель опыта — незрячий или слабовидящий взрослый, но, что нам важно, который много взаимодействует с незрячими и слабовидящими детьми. Еще у проекта есть определенный этап, который называется «Родительские собрания». Мы проводим встречи с родителями: иногда на территории школы, иногда в Казанском Кремле. Нам важно, чтобы в этом проекте себя комфортно чувствовали не только дети, но и родители, которые отдают нам детей на шесть часов. Важно, чтобы они заранее познакомились с организаторами, увидели площадку.
Евгений Кутергин: Если говорить про наш проект, то изначально мы планировали сделать его в привычном понимании инклюзивным. Мы планировали объединить в одной группе подростков как с миграционным опытом, так и подростков без миграционного опыта, то есть коренных жителей Екатеринбурга. Однако с этим подходом сразу же возникли сложности. Каким был нулевой этап этого проекта? На нулевом этапе мы запустили программу, но ни один подросток с миграционным опытом к ней не присоединился. На нее пришли только те подростки, которые постоянно ходят на программы детского центра и рады посещать пространство Ельцин Центра. Из этого «промаха» и родился формат лаборатории-знакомства, о котором я уже начал рассказывать. Как итог, мы сконцентрировались на аудитории подростков с миграционным опытом, чтобы понять их интересы, проблемы, цели и так далее. Изначально группа должна была быть немного шире, чем один класс. Мы также пробовали подключать тех, кто был с нами рядом, — детей сотрудников Ельцин Центра. Но, к сожалению, им не подходило наше расписание и у них не получалось посещать все занятия. Также только одна школа пошла на контакт — это 49-я школа. Они были очень рады и открыты тому, что у их учеников появится возможность как-то иначе интегрироваться в жизнь города за пределами школы и пары районов возле дома. Отдельный комментарий, который хочется добавить, это то, что в целом подростковые программы в Ельцин Центре открыты для всех, но, к сожалению, не все приходят. Мы видим нашу работу в том, чтобы в том числе познакомить подростков с новым для них пространством, заинтересовать их нашими программами. Возможно, после наших встреч они придут на занятия по истории России, на лепку или захотят присоединиться к занятиям, где изучают космос. Так что мы воспринимали нашу лабораторию как необходимый этап для дальнейшего перехода к группам, объединяющим подростков с разным опытом.
Маша Щекочихина: Женя, спасибо тебе большое! И спасибо всем за то, поделились мнением в отношении такого непростого вопроса. Признаюсь честно, я решила его задать для того, чтобы попробовать снять с понятия инклюзии штамп «объединения всех со всеми» и подчеркнуть, что это более сложный вопрос. И, возвращаясь к названию нашего сезона, о котором мы, если честно, так и не договорились: называть это альтернативной педагогикой? Радикальной? Неформальной? Что объединяет образовательные проекты, которые мы обсуждали, так это то, что, на наш взгляд, этот опыт очень ценен. Вы сейчас поделились трудностями, с которыми вы сталкивались в процессе реализации проектов, и это, мне кажется, очень важно для того, чтобы понимать, что образовательные процессы и практики уникальны и их сложно подвести под какие-то ярлыки. В этом и была цель нашего обсуждения, какой я ее видела. Даже если проект не соответствует идеальному представлению об инклюзии, это не уменьшает его ценности. Я бы предложила переходить к завершающему блоку нашего обсуждения и поговорить о практике. Хотела бы спросить вас об открытиях, которые вы, возможно, сделали, реализуя проекты, о которых вы сегодня говорили. Это может быть в формате: «И вот мы узнали, что так делать точно не нужно». Или «Мы совсем не догадывались, а оказалось, что подросткам интересно…» В общем, сделать приложение к нашему подкасту для тех, кто захочет что-то подобное повторить.
Люда Лучкова: Не знаю… открытий было много. Мы в этом году сделали две смены параллельно, и это, конечно, было большим вызовом. Лагерь базируется на территории Дома культуры «ГЭС-2» и на территории Музея «Гараж». В этом году мы масштабировали лагерь, и у нас две группы начали работать параллельно в один день. В первое время мы не могли привыкнуть и долго вспоминали, где находятся те или иные дети, особенно при планировании маршрутов. Это ломало мозг абсолютно. Группа помладше начинала в «Гараже», а группа постарше — в «ГЭС-2». У нас было два чата, в которых потом пришлось менять администраторов. В общем, это очень интересный процесс. А в последний день мы встречали в «Гараже» группу из «ГЭС-2». Было очень смешно. Влад, расскажи, как вы шли. Какое расстояние между нашими институциями? Два-три километра?
Влад Колесников: Извините, но я сейчас вспомнил другое. Люда сказала, что две смены начинали параллельно. Да, у нас были взрослые. Ну, как взрослые — 12-14 лет. В первый день работы лагеря я впервые обращался к коллегам за прокладкой, потому что у одной из участниц случился первый день. Я никогда раньше не был в такой ситуации. Я не был к этому готов. Обсудив с коллегами, что же делать в этой ситуации, мы выдали девочке прокладку и связались с ее мамой. И я очень благодарен коллегам за то, что они мне сказали, чтобы я написал маме, что у девочки болит живот, а о деталях девочка расскажет сама. Я же уже был готов выходить с мамой на видеосвязь и объявить о том, что сегодня случилось такое знаменательное событие. К такой ситуации, конечно, не подготовиться. Спустя какое-то время, буквально на выходе из «ГЭС-2», уже другая девочка падает и разбивает колено. Перед обедом у них была прогулка, и, когда они возвращались, она упала. Мы вызвали скорую, ее забрали, а я поехал с ней и остаток дня провел в травмпункте. Мы ждали маму, я в онлайн-режиме докладывал маме о состоянии ребенка. В общем, этот «пик-пик» для меня стал эмоционально самым сложным. И вот что значит не дети, а уже подростки, впервые я осознал на самом себе. Их разговоры уже о другом: они про мальчиков, про «а ты в тусовке или не в тусовке?», «Ты говоришь на жестовом языке, а ты не говоришь на жестовом языке?». Когда мы поменялись детьми и к нам пришли маленькие, то мы просто всей командой выдохнули, потому что можно было просто обсуждать мультики. При этом я очень благодарен этому году за этот опыт коммуникации с детьми постарше. Вот такие истории пришли мне в голову к вопросу об открытиях.
Люда Лучкова: Мне кажется, здесь можно добавить, что мы после этого «пик-пика» решили делать отдельную программу для подростков. В этом году, несмотря на то, что были две смены параллельно, их программа была похожа, но у подростков были «элементы взрослости». А сейчас мы поняли, что «элементы взрослости» не подходят и нужна уже отдельная программа для подростков. Я просила тебя, Влад, рассказать про последний день, но ты не рассказал. Но в этот последний день мы тоже сделали много выводов. Но о чем это говорит? «пик-пик» — это живая история, где мы учимся вместе с каждой сменой, а ни одна смена не похожа на другую, даже несмотря на то, что в этом году были дети, которые были на самом первом «пик-пике» в 2022 году. Но, как мы уже говорили, это были уже совсем не дети, а как раз те люди, которые обсуждали мальчиков и тусовки. Они реально выросли!
Маша Щекочихина: Вы такую интригу, конечно, задали с этой вашей историей про то, как дети шли через всю Москву. Стало интересно!
Люда Лучкова: Значит, как было. В «Гараже» лагерь проходил в Образовательном центре. На входе двери открываются только с помощью карточек. У коллег из «ГЭС-2» этих карточек не было, поэтому они заранее писали нам: «Мы сейчас у моста». То есть было такое онлайн-отслеживание их пути. К моменту их прихода у нас уже был заказан торт. И я помню, как они пришли, торт уже стоит, но нам нужен человек, у которого есть карточка, чтобы их пустить. Такое вот последнее препятствие в их квесте. Причем дверь не одна. То есть ты открываешь одну дверь, а за ней еще… В общем, было ощущение, что весь путь — это бег с препятствиями. И когда дверь открылась, то дети, которые уже успели соскучиться по нам за неделю, налетели на нас, знаете, как миньоны. Очень яркое впечатление!
Дарья Муратова: Мне так радостно и приятно слушать коллег! У нас такой созвучный опыт! Особенно касаемо возраста детей. В прошлом, 2023 году у нас были дети в возрасте 10–12 лет. Это хоть уже и не дети, но и не совсем подростки. Это такой приграничный возраст, с которым работать было очень легко. Я помню наши впечатления, когда мы заканчивали лагерь. Нам казалось, что все прошло супер и классно, что все получилось, что было задумано, то и было реализовано. Мы с таким же настроем начинали готовить смену этого года, но решили изменить возраст детей и пригласить подростков 12–14 лет. В том году у нас еще и состав был иным: пять девочек и пять мальчиков. В этом году нам крайне повезло: у нас было восемь парней и две девочки. В первый же день мы столкнулись и с другим возрастом, и с другими интересами, и с характером, и с тем, что ребята уже показывали свое отношение к предлагаемым мастер-классам и занятиям. Они могли где-то уже сказать, что не хотят принимать участия в чем-то. Но, конечно, это был классный и интересный опыт. Мы завершали проект пикником, на который мы отправились вместе со всеми организаторами, волонтерами, ребятами и родителями. Нам было важно провести последний день всем вместе. Обратная связь была очень положительная. Мы шутим, что классно было всем, кроме нас, которые уже были совсем никакие. Это шутка, конечно. Мы тоже чувствовали себя классно. Но по степени усталости мы были уже на последней ступени и чувствовали, что, видимо, не были готовы к этому возрасту. Но это был ценный опыт! Какой будет следующая смена, мы не знаем. Пока даже не приняли решение, какого возраста ребят приглашать. С форматом все понятно, а вот с возрастом нет. Если продолжить говорить про открытия, то вот, что еще мы отметили. У нас в «ЛМЛ» каждый день был посвящен какой-то теме: история, искусство, наука, ремесло и так далее. Первый день — день истории. В этот день проходит мастер-класс по реставрации, когда мы вместе с настоящими реставраторами пробуем отреставрировать какие-то предметы, возможно даже, которые относятся к началу XX века, которым 100 лет. Это достаточно кропотливая работа: кисточка, раствор, мелкие детали, которые нужно рассмотреть. Я помню, как один из волонтеров ко мне подошел в небольшом недоумении с вопросом, как слабовидящий ребенок, которому мы дали кисточку и клей, должен клеить, ведь это трудно. Потом, кстати, оказалось, что этот ребенок запомнил реставрацию как один из самых знаменательных мастер-классов. Но волонтеру я ответила, что побыть в роли реставратора удается не каждый день. Это ведь и вдохновить может на что-то в дальнейшем. Это классный опыт для ребенка.
Люда Лучкова: Я здесь соглашусь и добавлю, что мы тоже стараемся давать примерить роли, которые не удается освоить в школе. У нас в лагере были микроскопы, да и чего только не было! Причем это не заигрывание с научным экспериментом, а действительно опыт, включающий исследование под микроскопом, зарисовки, «научное открытие» и презентацию этого открытия другим детям и организаторам лагеря. То же самое с реставрацией. Это уникальный опыт, который на данный момент возможен, может быть, только на территории культурной институции. Важно давать возможность детям это попробовать. Я думаю, у Жени тоже есть такая история.
Маша Щекочихина: У Жени точно есть! Ваш каталог, например.
Евгений Кутергин: По сути, да. Наша лаборатория строилась вокруг того, что действие происходит в музее и мы в какой-то степени играем в музей. В рамках первого этапа мы познакомились с музейными экспонатами и разбирали, что такое экспонат вообще. Нашей главной мыслью было то, что ценен не сам экспонат, но история, которая за ним стоит. Экспонат рассказывает о чем-то. Это особенно было показательно в контексте Музея Бориса Ельцина, потому что в нем довольно много обыденных предметов, которые не так давно были — а некоторые из них до сих пор встречаются — в обиходе жителей России и стран бывшего Советского Союза. По итогу мы сделали свою собственную выставку «Вымышленный музей», каталогизировав, описав подобрав, расположив вместе ценные вещи каждого из участников. Из этого и сложился каталог. Говоря про инсайты, мой опыт отличается от опыта коллег. Я до лаборатории, наоборот, работал только с подростками постарше. И саму лабораторию мы тоже изначально планировали на ребят чуть постарше. Поэтому, когда к нам откликнулся класс с учениками 12–14 лет, меня это очень сильно напугало. Меня очень спасала Лера, которая имеет огромный опыт работы с самыми разными подростками. Я многому научился у нее в рамках этого проекта. Но казалось, что ребята очень классные сами по себе. И те ценности, которые, как я думал, работают в основном на взрослых, работали и в нашем случае. Какие это ценности? Общение на равных, интерес друг к другу, наш интерес к их интересам, общее стремление создать безопасное пространство, где каждый чувствует себя комфортно и где мы делимся знаниями, а лучше сказать, обмениваемся ими, где устанавливаются общие правила, которые все соблюдают. Нам удалось этого всего достичь. И этого не случилось бы, если бы участники не были открыты и готовы к взаимодействию, но они были! Важна роль их классного руководителя, которая их безумно любит. Это чувствуется в участниках. Они были открыты новому опыту, взаимодействию с нами. Поэтому доверие учительницы к нам играло важную роль. Она буквально приводила их к нам, особо не уточняя, что мы будем с ними полтора часа делать: отдавала их нам на занятия и ждала снаружи, не вмешиваясь в процесс, а потом забирала их. Она была очень довольна результатом. Ребятам тоже было важно увидеть конечный продукт: сначала это был каталог, потом маршрутный лист. Это помогало оценить путь, который уже был проделан. А в качестве занятной истории расскажу вот что. На одном из первых занятий мы прибегли к довольно стандартному приему для того, чтобы всех подружить и собрать вместе, и устроили чаепитие. Но мы не учли, что на момент нашего первого занятия еще не закончился Рамадан, и чаепитие, в общем, случилось довольно неловким, потому что те, кто не соблюдал пост, присоединились, а те, кто соблюдал, воспользовались ситуацией, чтобы убежать в угол и продолжить сидеть в телефоне. Правда, у них был для этого вполне резонный повод. К следующему занятию пост уже закончился, поэтому уже всем пришлось отложить телефоны и включиться в общение.
Люда Лучкова: У нас год назад был ребенок-вегетарианец. Влад, ты помнишь? Это был первый ребенок-вегетарианец на «пик-пике». На обед мы давали ему какой-то растительный бургер, а все дети думали, что это «настоящий» бургер и возмущались, почему их кормят кашей, а он один ест бургер.
Маша Щекочихина: Коллеги, спасибо большое, что не боитесь делиться тем, что сами называете ошибками. Еще раз хотела подчеркнуть, что на протяжении наших выпусков мы повторяем, образование — это диалог, процесс и поиск, и совершать ошибки совсем не страшно. Я бы хотела спросить последний вопрос. Осталось ли что-то, что вы хотели рассказать, но не рассказали? И если нет, то я бы предложила завершить нашу беседу.
Люда Лучкова: Мне кажется, мы все сказали. Здорово будет это все потом сквозь года послушать.
Маша Щекочихина: Когда подростки «пик-пика» будут вожатыми.
Люда Лучкова: Нет, когда они придут на этот подкаст.
Влад Колесников: Они еще наше место занять должны, как Люда говорит.
Маша Щекочихина: Ну тогда на этом я поблагодарю вас за то, что вы пришли, и за то, что поделились вашим опытом. Я получила огромное удовольствие от встречи с вами. Всегда радостно вас всех видеть.