Виктор Мизиано. Поэтика травмы

Художественная рефлексия первого постсоветского десятилетия не тематизировала свою постсоветскость. Она вообще не знала исторического времени. Переходные и катастрофические 1990-е пребывали в темпоральности перманентного настоящего, в измерении «здесь и сейчас». В этой ситуации референции к советскому прошлому носили самодостаточный характер — это были «жесты отношения», не нуждавшиеся в нарративном или дискурсивном обосновании. Необходимость в выстраивании исторической преемственности возникла в 2000-х, в период т. н. стабилизации, когда вернувшееся государство и критическая мысль начали обосновывать свою историческую легитимацию. Категория советского в рождавшемся постсоветском дискурсе разнилась в зависимости от того, что именно это наследие должно было оправдать своим историческим авторитетом. В этот период попытки ретроспективно сконструировать историческое наследие принимали формы линейного нарратива, который, преодолев настоящее, предлагал гипотезу перспективы на будущее. В актуальный период советское наследие вменяется как травма, которая требует изживания. Травма при этом суть мучительный процесс разграничения между прошлым и настоящим, что предполагает темпоральность, которая выстраивается реверсивно, т. е. поворачивается к прошлому. Наконец, если ранее историческому нарративу власти противостояла критическая мысль и ее наследие, то ныне попыткам выстроить через травму национальную целостность противостоят индивидуальные травмы.