Слушайте подкаст на удобной вам платформе: SoundCloudApple Podcast или Яндекс.Музыка.

В июне 1995 года в петербургских газетах появились сообщения о странных происшествиях, случившихся на улице Жуковского и поблизости: движение было перекрыто милиционерами, раздавались возгласы «Пожар!», один дом задымился, из его окон начали выпрыгивать люди, некоторые из них забегали обратно и снова выпрыгивали, а после ряженые в костюмах и просто любопытствующие горожане собрались в карнавальное шествие, которое, пройдя несколько кварталов, завершилось в саду во дворе Фонтанного дома.

Череда событий, нарушивших спокойствие одного из центральных районов города, была частью масштабного фестиваля, посвященного мастеру литературных парадоксов Даниилу Хармсу. Организаторами первого Хармс-фестиваля были художник Михаил Карасик, искусствовед Глеб Ершов и филолог Валерий Сажин. Главной площадкой стал Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, который в 1990-е годы был одним из центров художественной жизни Петербурга.

Писатель Даниил Хармс стал известен широкой читательской аудитории в конце перестройки как один из героев ленинградского литературного авангарда и участник ОБЭРИУ (Объединения реального искусства). В 1920–1930-е, когда он написал большую часть своих произведений, официально публиковались в основном его тексты для детских книг и журналов. Рукописный архив был сохранен близкими писателя и в позднесоветское время некоторые его стихи и прозаические работы появлялись в самиздате. И только 1990-е стали временем разностороннего открытия Хармса.

Все организаторы фестиваля были увлечены этим героем. Филолог Валерий Сажин работал с рукописями Хармса в Публичной библиотеке, в которую они попали благодаря Якову Друскину, сохранившему большую часть наследия писателя. Позднее Сажин подготовил к изданию полное собрание сочинений Хармса и сейчас является одним из главных российских хармсоведов. Михаил Карасик в конце перестройки начал интересоваться «книгой художника» и ее историей, в том числе изданиями русского авангарда. Несколько своих авторских литографированных книг он сделал на основе текстов Хармса, а свое самоорганизованное издательство назвал «Хармсиздат». Молодой искусствовед Глеб Ершов занимался исследованием «аналитического искусства» Павла Филонова и тоже интересовался Хармсом, ведь он был дружен со многими учениками художника.

Фестиваль был задуман как проект, который мог бы объединить разные интерпретации феномена Хармса и хармсовской литературы. Каждый из организаторов готовил свою программу событий. Валерий Сажин устроил научную конференцию, в которой приняли участие заслуженный хармсовед Владимир Эрль, Лидия Друскина, сестра Якова Друскина, передавшая в начале 1980-х годов рукописи Хармса в библиотеку и знавшая много семейных историй о нем, российские и зарубежные литературоведы и историки. Еще одним академическим событием стала презентация книги швейцарского слависта Жан-Филиппа Жаккара «Даниил Хармс и конец русского авангарда» — монографии, которая стала событием для многих исследователей.

Вторая часть фестиваля — выставка книг-объектов, сделанных по мотивам произведений Хармса разными художниками. Куратором выступил Михаил Карасик. Помимо авторских бумажных изданий в экспозиции оказались книга-сапоги, книга-чемодан, книга-кирпич и книга-комната. Материалы конференции и каталог выставки были изданы впоследствии под одной обложкой.

Однако настроение Хармс-фестиваля создавала перформативная программа, превратившая его в эксцентричное, многолюдное событие, которое захватило на короткое время не только музей, но и город. На протяжении четырех дней фестиваля в саду Фонтанного дома проходили спектакли экспериментальных театров, кинопоказы и музыкальные выступления. Самая масштабная акция, организованная Глебом Ершовым, состоялась в день открытия. Неподалеку от Музея Анны Ахматовой, по адресу улица Маяковского, 11 (бывшая улица Надежденская) был когда-то дом, где жил Хармс, из этого дома его забрали под арест в 1941 году. Само здание было уничтожено, на его месте построили новое, сейчас на нем есть неофициальное граффити с портретом писателя и официальная мемориальная доска. В 1995 году знаков, указывающих на память о Хармсе, в этом районе Санкт-Петербурга еще не было.

Сначала появилась идея установить временную памятную табличку и провести от дома до квартиры-музея Ахматовой праздничное шествие хармсовских героев. По воспоминаниям Глеба Ершова, развитие событий происходило стремительно. Для начала он попробовал найти театрального режиссера, не боящегося работать на улице. По советам знакомых он вышел на Андрея Могучего (сегодня — руководителя Большого драматического театра, а тогда организатора небольшого независимого Формального театра), который согласился принять участие в фестивале вместе со своей труппой. Помимо сценок в городском пространстве Могучий предложил устроить эффектное происшествие, которое могло бы привлечь случайных зрителей, — например, пожар.

Масштабное событие, для которого нужно было перекрыть движение, требовало разрешения от местного отделения милиции. Оно было получено, в назначенный день и час появилось несколько машин с сотрудниками органов правопорядка, перегородивших улицы. Дальше действия пошли одни за другим. Торжественно, под стихи Хармса открылась временная мемориальная доска, сделанная из ржавого железа скульптором Александром Позиным. Из двора дома начали появляться первые персонажи, музыканты, Смерть, которую изображала танц-художница Нина Гастева. В громкоговоритель, выданный милицией, закричали «Пожар!». Черный дым поднимался из дома на соседнем перекрестке. Это здание, ожидавшее капитального ремонта, пустовало, но на время фестиваля было обжито художниками Дмитрием Пиликиным и Кириллом Шуваловым, которые превратили его в тотальную инсталляцию, разместив в окнах повседневные вещи, оставленные в нем бывшими жильцами — одежду, мебель, сантехнику. Пожар был инсценирован: дымили шашки, добытые с Ленфильма. Пожарные не приехали — они были предупреждены, что это постановка, а вместо них с бочкой воды на телеге, запряженной лошадью, разъезжал Роман Трахтенберг, который был тогда директором театра Могучего.

Когда зрители и случайные прохожие, привлеченные шумом и дымом, приблизились к дому, они увидели героев, бесстрашно выпрыгивающих из окон, очевидно, в память о хармсовких выпадающих старушках. Исполняли это представление актеры Формального театра. Спустя много лет Могучий вспоминает об опыте Хармс-фестиваля как о первом в его практике иммерсивном спектакле, хотя к 1995 году он уже имел опыт уличных выступлений и сделал несколько постановок, предполагающих прямое взаимодействие с аудиторией. Действительно, зрителем и соучастником представления мог стать кто угодно, от местных бездомных до таксистов.

От дома пестрая толпа двигалась в сторону музея. К актерам Формального театра присоединились спортсмены, которые строили пирамиду — приглашенные студенты одного из училищ, человек в костюме оперенного яйца, наряженный художником Алексеем Костромой, а также человек-собака, прогуливающийся на поводке, в исполнении художника Кирилла Миллера. Как писала в одной из газетных заметок об этом событии художница Ольга Егорова (Цапля), «и странное… что-то произошло с миром: казалось, что все на свете собаки превратились в таксу Хармса, все на свете усы — в пьяные усы дворника, милиция — в конную милицию, а пожарники — в его пожарников».

Хармс-фестиваль проходил еще четыре раза, каждый из них включал в себя перформативную программу, позволяющую посмотреть на академические дебаты или на процесс музейного архивирования как на события, которые могут обернуться чем-то по-хармсовски непредсказуемым. Сегодня воспоминания о таких событиях интересны не только из-за истории изучения авангарда, но и как примеры совсем другой регламентации публичного пространства. В 1990-е годы превратить город в площадку для абсурдистских художественных жестов, нарушающих рутинный порядок, было гораздо проще, чем сегодня, для этого не требовался большой бюджет, а получить все разрешения мог молодой куратор, неопытный в бюрократических процедурах.

Галерея