Подкаст «Диалог с подростком». Выпуск 1. Чем заняться подростку в музее?

Подкаст «Диалог с подростком» — проект Музея современного искусства «Гараж». Подкаст ведут сотрудницы Музея Маша Щекочихина и Марина Романова.

Вместе с подростками, родителями, педагогами и психологами ведущие рассуждают о том, как выстраивать диалог с подростком, как быть бережными и внимательными, как проектировать подростковые программы и говорить на такие сложные темы, как здоровье, взросление и сексуальность. В первом выпуске ведущие и гости обсуждают, ходят ли подростки в музеи и зачем, а также что делают сами музеи, чтобы к ним приходили подростки.  

Гости выпуска

Ася Иванова — выпускница третьего набора Молодежной команды Музея «Гараж», студентка МГУ им. М. В. Ломоносова по направлению «История искусств».

Евгения Кокорина — ведущий менеджер детских и семейных программ Музея современного искусства «Гараж».

Марина Гилилова — мама Сони Гилиловой, участницы программ для подростков Музея «Гараж».

Вита Хан — методистка образовательных программ.


Марина Романова: Ася, привет! Расскажи, пожалуйста, как ты узнала про программу Молодежной команды? Почему ты решила на нее податься? 

Ася Иванова: Забавная история! Я вообще не знала про Garage Teens — мне написала подруга и сказала, что хочет отправить заявку. Я решила попробовать податься на программу вместе с ней. Я тогда очень переживала: вдруг я попаду в Garage Teens, а она не попадет, но мы оказались в одной команде — такое счастливое стечение обстоятельств!

Ася и Марина обсудили проблемы музейных программ для подростков: как технические, связанные с онлайн-форматом, так и концептуальные. Ася отметила, что стать именно командой было сложно не только из-за разницы в возрасте, но и из-за различий опыта, интересов и ожиданий. Впрочем, она также подчеркнула, что иногда различия шли на пользу, и тогда совместная работа превращалась в плодотворный обмен знаниями и опытом.

Марина Романова: Ася, как тебе кажется, почему вы не стали командой — из-за локдауна или дело в программе? 

Ася Иванова: Да, локдаун сказался. Когда в онлайн-формате объединяется 30 человек, сложно проводить интерактивные занятия. А еще, когда ты подросток, ты переживаешь, что сейчас скажешь что-то не то, все начнут тебя обсуждать. Было сложно также потому, что мы все были разного возраста: участниками программы были подростки от 14 до 18 лет. Мне на тот момент уже было 18 лет, я училась на первом курсе. Мои ожидания от программы не совпадали с ожиданиями моей сокомандницы, которой на тот момент было 14 лет. В целом, конечно, у нас у всех были разные ожидания: многие приходили с уверенностью, что мы будем изучать произведения современного искусства в формате лекционного курса, а я, наоборот, ждала практико-ориентированной программы и с интересом ходила на встречи с сотрудниками Музея. Конечно, со временем, когда мы уже делали зин, мы успешно друг с другом взаимодействовали, но нас к тому моменту стало меньше — над зином работали уже около десяти человек, которые уже хорошо друг друга знали, потому что постоянно ходили на мероприятия программы. 

Марина Романова: Ты упомянула зин. Расскажи, пожалуйста, про него. 

Посмотреть презентацию зина «Что не так с Garage Teens?» можно в YouTube-канале Музея «Гараж».

Ася Иванова: На тот момент мы уже знали, что с нами будет работать Юра Юркин — координатор научного отдела Музея современного искусства «Гараж» в следующем полугодии, потому что Анастасия Митюшина — куратор публичной программы, в частности программы Garage Teens, предложила ему сделать для нас курс. Нам представили Юру как критика, и нам даже первое время было боязно. Мы думали, что нам придется критиковать Музей, а как можно критиковать место, в котором тебе дают печенье и наливают чай? Оказалось, можно. Кстати, в процессе работы тот факт, что мы все были разного возраста, сыграл нам на руку: мы все смотрели на работу Музея под разными углами. Все начиналось именно с институциональной критики, а не с критики Garage Teens: Юра читал нам лекции о мировых музеях, предлагал нам книги и статьи к прочтению. Однако со временем мы поняли, что с позиции участника Молодежной команды все же сложно понять, как устроен музей, и для критики у нас недостаточно опыта. Так мы решили, что необходимо анализировать ту программу, участниками которой мы сами являемся.

Марина Романова: Мне кажется, обобщая то, что ты сказала, мы можем заметить следующее: во многих музеях есть подростковые программы — не только в московских музеях, в абсолютном большинстве. Но часто эти программы походят на «вещь в себе»: про них известно лишь узкому кругу людей. А еще несмотря на прочитанные для вас лекции о партиципаторных практиках в музее, о необходимости включенного взаимодействия с посетителем, все же вы как посетители и участники музейной программы не всегда были вовлечены в музейные процессы — о чем в зине можно прочитать.


Маша Щекочихина: Женя, привет! Расскажи, пожалуйста, какие подростковые программы есть в Музее «Гараж» и как вы их придумываете? 

Женя Кокорина: Важно отметить, что я относительно недавно пришла в «Гараж», многие вещи я только начинаю выстраивать и переделывать. У нас есть программа для подростков — это Teens Day. Он проходит регулярно раз в месяц и чаще всего посвящен какой-то выставке. Конечно, мы следим за тем, что происходит в других музеях и общаемся с коллегами из других музеев, поскольку важно не дублировать друг друга и не создавать то, что существует. Но при этом надо понимать, что у каждого музея своя специфика и свои темы, каждый музей может предложить разное посетителям и подросткам в частности. Сейчас у нас есть небольшая команда — совет, состоящий из подростков, которые участвовали в летней стажировке. Когда у меня появляется новый материал, я рассказываю об этом ребятам, предлагаю свои идеи, а еще предлагаю им придумать что-то свое. Например, к выставке Томаса Деманда мы разработали экскурсии с обсуждением выставки. Ребята сами разработали программу и сами же ее вели.

Маша Щекочихина: Итак, у подростковых программ два направления — просветительское, когда мы работаем с широкой аудиторией, рассказываем о выставках, о мероприятиях в «Гараже» или об искусстве вообще, и профессиональное — когда мы помогаем подросткам познать профессию музейного сотрудника. Хочется больше узнать про последнее. Не могла бы ты рассказать про летние стажировки?

Женя Кокорина: Цель стажировки — придумать проект и презентовать его сотрудникам Музея «Гараж». Так разрабатывались экскурсии к выставке Томаса Деманда. На другой летней стажировке ребята думали, как вовлечь скейтеров, которые катаются в Парке Горького, в жизнь Музея. Они подготовили опрос для исследования потенциальной аудитории, исследовали возможности самого Музея «Гараж» и по итогам предложили провести летний фестиваль в Парке Горького.

Маша Щекочихина: А какой была обратная связь от самих подростков?

Женя Кокорина: Я не уверена, что это эффективно, когда обратную связь берут те же люди, которые проводили стажировку. Летом мы проводили рефлексию, и все говорили о том, что это был полезный опыт как минимум потому, что участники презентовали проект сотрудникам Музея.

Маша Щекочихина: Хорошо, что ты это отметила. Я вспомнила еще один сюжет, который я бы хотела с тобой обсудить. Я помню, что, когда я училась в школе, для меня было естественным, что результатом проекта является продукт: презентация или сочинение. Я никогда не думала, о том, что сам процесс разработки этого продукта — это уже полезная работа.

Женя Кокорина: Мы как раз это всегда проговариваем заранее. У курсов есть план и цели, но мы не давим и не заставляем. Даже работа над проектом совместно с известным художником может вызвать стресс, потому что у проектов есть сроки выполнения. Не все могут быть готовы к такому формату. На стажировках я всегда говорю участникам: «У вас может упасть мотивация по разным причинам, но вы всегда можете прийти и обсудить это со мной». А еще я часто рассказываю о своих неудачах, чтобы показать, что не все получается с первого раза.


Марина Романова: Марина, добрый день! Расскажите, пожалуйста, почему ваша дочь Соня решила принять участие в нескольких подростковых программах.

Марина Гилилова: Началось все с волонтерской программы Музея современного искусства (ММОМА), куда первой пришла я. Моя дочь заинтересовалась программой, и я взяла ее с собой. Сначала были проекты для детей: квесты, новогодние мероприятия. Далее Соня участвовала в программе Еврейского музея и Центра толерантности, а после нее Соня самостоятельно решила стать участницей программы в Музее «Гараж».

Марина Романова: Стали ли эти программы ориентиром для Сони? 

Марина Гилилова: Безусловно. Соня интересовалась искусством давно, еще в детстве ходила на детскую программу в ГМИИ им. А. С. Пушкина. Искусствоведение — это то, в чем она чувствует себя комфортно и хочет в этом направлении реализовываться.

Марина Романова: Вы как родитель подростка, участвовавшего в музейных программах для подростков, видите в них только плюсы или все же минусы тоже есть?

Марина Гилилова: По поводу плюсов: помимо социализации есть возможность также немного освободиться от родительской опеки, что важно подростку. К минусам я бы отнесла то, что не все программы гибкие.

Марина Романова: Музей сегодня открыт для подростка? 

Марина Гилилова: Сегодня — как никогда: существует масса программ, благодаря которым подростки могут быть услышанными и могут создавать.

Марина Романова: Есть ли такие примеры из вашего опыта, когда подросток что-то предлагал, а музей реализовывал? 

Марина Гилилова: Мне сложно ответить на этот вопрос, потому что подросток — это подросток, не всегда он делится с родителями информацией, которой делится с музейными сотрудниками. 

Марина Романова: Получается, подростковые программы в музеях помогают подросткам реализовываться, но хотелось бы, чтобы программы помогали поддерживать диалог между подростком и родителем и между родителем и институцией?

Марина Гилилова: Да, поскольку родители не задействованы в этом процессе, но было бы здорово, если бы музей мог оказывать поддержку родителям и их детям-подросткам в коммуникации.


Маша Щекочихина: Вита, привет! Пока мы готовили этот выпуск, мы столкнулись с тем, что все участники говорят о том, что подростки — это очень разные люди и совершенно нерелевантно, объединяя их в одну группу, мыслить о группе как о гомогенной. Мы как музейные сотрудницы задумались, как в таком случае можно проектировать программы для подростков, зная, что их невозможно объединить в общую группу.

Вита Хан: Когда я проектирую программы, я ориентируюсь в первую очередь на цели программы, но всегда имею в виду, что участниками программы могут стать разные люди, поэтому я оставляю пространство, чтобы иметь возможность подстроиться под их интересы. Если я делаю курс по созданию комикса, то участников точно объединяет интерес к комиксам, и я ориентируюсь на общее для всех увлечение, но помню, что это увлечение может объединять разных людей: и по возрасту, и по характеру, по уровню развития учебных навыков.

Маша Щекочихина: Я слышала про понятие универсального дизайна в образовании. Это связано с тем, о чем ты сейчас говоришь? 

Вита Хан: Универсальный дизайн связан с инклюзией и означает, что программы разрабатываются таким образом, что они могут отвечать конкретным запросам, которые есть у участников. При этом универсальный дизайн подразумевает, что программа проектируется не на основе личного опыта, но учитывает самый разный опыт. Например, предполагается, что участником программы может стать слабослышащий человек, и тогда программа должна отвечать особенностям восприятия информации данного участника. Все же главное для универсального дизайна — это умение мыслить не только субъективно, основываясь на своем опыте или на опыте конкретных людей, но объективно. Дизайн программы предваряет исследование. А если это исследование не охватило какую-то группу людей, это нужно учесть. И, конечно, важно предупреждать, если программа не может удовлетворить запрос какой-то конкретной группы людей. В идеале, конечно, желательно, чтобы была возможность все-таки подстроиться под разных участников.

Маша Щекочихина: Спасибо за пояснение! Поскольку я работаю в отделе инклюзивных программ, я часто сталкиваюсь с тем, что педагоги, музейные сотрудники, если они не занимаются инклюзией, пропускают понятие универсального дизайна. Однако, как мне показалось из твоего рассуждения, универсальный дизайн — не только про инклюзию, по крайней мере, не про инклюзию в узком смысле как обеспечения доступности для людей с инвалидностью. Мы с коллегами называем инклюзией диалог с людьми с различным опытом и связываем ее с понятием разнообразия. И, наверное, мне бы хотелось определять универсальный дизайн как способ проектирования образовательных программ, который бы подходил очень разным студентам, ученикам, школьникам и так далее. Как ты думаешь?

Вита Хан: Да, безусловно! Я присоединяюсь, к тому, что ты говоришь. Слово «универсальный», мне кажется, точное для определения дизайна программ, предусматривающих диалог между самыми разными группами. Но в терминологическом смысле, действительно, когда методисты, или преподаватели, или профессионалы в образовании говорят про универсальный дизайн, они подразумевают инклюзию. 

Маша Щекочихина: Да, я тебя поняла. Я хотела бы вернуться опять к подросткам и спросить у тебя, поскольку у тебя есть большой опыт работы с ними, подросток — это кто?

Вита Хан: Отличный вопрос! На самом деле мы с коллегами часто обсуждаем эйджизм. Мы пытаемся разделить детей и подростков на возрастные группы, пытаясь облегчить самим себе работу, чтобы предугадать примерно, какие участники к нам придут. Спойлер: никогда не удается предугадать все. Для меня, наверное, главное отличие между детскими группами и подростковыми заключается в том, что в детской группе участникам скорее интересно общаться со мной как с преподавателем. Например, дети 7–9 лет на занятиях в группе редко начинают общаться друг с другом, если они не были знакомы за пределами той образовательной площадки, на которой мы собрались, и они зачастую обращаются друг к другу через меня. С подростками совсем не так: это уже молодые люди, которые приходят в пространство, и для которых важно общаться друг с другом. Хотя, если честно, я думаю, что на самом деле подросткового возраста не существует, и мне кажется, что подростки — это уже сформировавшиеся личности, с которыми приятно и интересно вести диалог и которые не всегда готовы на этот диалог идти, если не чувствуют в нем потребности, что вполне нормально. 

Маша Щекочихина: Но все-таки я боюсь, мы нашим выпуском напугали людей, которые бы хотели работать с подростками, потому что мы много говорим о том, что нет никаких подростков, что они все разные и вообще их нельзя объединять. Но ведь программы для подростков делать надо?

Вита Хан: Сто процентов! Да, я совершенно точно за то, что нужно создавать пространства, в которых подростки вообще могут что-то делать и общаться друг с другом, потому что на самом деле, как мне кажется, что этих пространств очень мало. В Москве и в Петербурге появляются образовательные сообщества и инициативы, которые помогают подросткам самоорганизоваться. Существуют интернет-сообщества, офлайн-сообщества, TikTok, в конце концов. И везде подростки творят. Важно подчеркнуть — генерализация может быть вредящей. Я говорю о стереотипах: «Все подростки плевали на мнение взрослых», или «Все подростки спорят со своими родителями», или «Все подростки зависимы от социальных сетей». Такие генерализации и стереотипы могут навредить группе, и мне кажется, что я, когда создаю пространства или веду курсы, вспоминаю себя в подростковом возрасте и думаю, какие потребности у меня были. Я, конечно, говорила: «Не опирайтесь только на свой опыт!» — но это может быть неплохим гайдом, по крайней мере когда ты делаешь первые шаги или задумываешься о концепции. Я думала о том, чего мне не хватало, когда я была подростком. В школе мне не хватало пространства для общения, где бы я могла встречаться с единомышленниками, создавать что-то свое и получать опыт, который бы мне пригодился в будущем, например, опыт работы над проектом или опыт продуктивного взаимодействия с другими. Мне кажется, что надо создавать такие пространства. Кто бы что ни говорил, сообщество взрослых нуждается во внешней поддержке, сообщество людей старшего возраста нуждается во внешней поддержке, сообщество детей и подростков тоже нуждается в поддержке. Все же мне близка мысль, что подросткового возраста нет, но есть люди, которые еще не могут по закону работать или не могут полноправно распоряжаться своей жизнью, поэтому необходимо дать им возможность попробовать сделать что-то самостоятельно.

Поделиться