«Это не коллекция». Эссе Богумила Евсевицкого
Африканист Богумил Евсевицкий провел много лет, работая в Конго, где он собрал огромную коллекцию работ местных народных художников. Несколько лет назад это собрание было приобретено Королевским музеем Центральной Африки, находящемся в бельгийском городе Тервюрен. Настоящая статья является сокращенной версией эссе, опубликованного в каталоге выставки Congo Art Works: Popular Painting, прошедшей в Центре изящных искусств BOZAR в Брюсселе в 2016 году.
Читатель сразу поймет, что в этом тексте я опираюсь на идеи Дени Дидро, Рене Магритта и Мишеля Фуко. Но я надеюсь убедить его в том, что дело не исчерпывается бессмысленным упражнением в эрудиции. «Измена образов» Магритта обнажает тот очевидный факт, что изображение трубки вовсе не является трубкой, а Дидро дает нам понять, что для существования истории необходим слушатель. История не станет историей, фигуративное изображение на холсте не станет картиной, не будь места, где они смогут оказаться на виду, не будь арбитра, который сможет судить об их эстетической состоятельности, не будь, наконец, подходящего для них рынка. Фигуративные изображения различных видов не станут коллекцией без коллекционера, который решит представить их как некую индивидуальную или коллективную ценность, придать им в некотором роде общее лицо.
Это отвлеченное вступление призвано показать, что мои усилия по созданию визуального целого могут восприниматься как архив, библиотека или медиатека, а не как коллекция. Насколько мне известно, значение объекта — если охарактеризовать так картину или холст — меняется, по мере того как я все больше узнаю о том, кто его создал, для кого и с какой целью он был создан, пущен в оборот, выставлен или, напротив, отвергнут.
В 1968 году я купил свою первую картину: это был необрамленный лист картона с изображением леопарда, держащего в пасти дикобраза. В то время я преподавал в Педагогическом институте Мбандаки в Конго, куда незадолго до этого приехал из Польши. Я читал будущим учителям историю Европы. Вслед за первой картиной, которая висела на стене бара, куда я зашел выпить пива, я приобрел несколько работ у одного художника, специализировавшегося на изображении уличных сцен и эпизодов местной жизни. Он мог выразить себя только в живописи, и даже через моих студентов я не сумел добиться от него ни слова о картинах, которые купил. Он показался мне простачком, не стесняющимся изобразить, например, мужчину со спущенными штанами, испражняющегося прямо на улице. Я не слишком хорошо знал особенности конголезской культуры, и этот сюжет меня удивил — не столько тем, что взрослый мужчина демонстрирует голый зад, сколько откровенной физиологичностью.
Конголезское общество рассматривает картину как временное имущество — как в материальном плане, так и в плане изображения, — поскольку она имеет отношение к повседневным заботам людей. Висящая в гостиной жилого дома или в баре, картина призвана служить поводом для разговора, обмена личными воспоминаниями, из которых складывается память общества. Доступность, в том числе и денежная, определяет ее успех: она рассматривается не в качестве символа определенного статуса, а в качестве знака общего прошлого или суждения о настоящем. Поэтому в разных домах могут висеть картины, похожие одна на другую. Чтобы иметь возможность продавать картины задешево, художникам приходится экономить на материалах и работать быстро. Однако они не делают копий в строгом смысле этого слова — скорее, они повторяют одни и те же сюжеты по памяти, подстраиваясь под требования заказчика и при необходимости добавляя какие-либо детали или надписи.
Наряду с песнями на языке лингала такого рода живопись сыграла в 1970–1980-е годы ключевую роль в формировании национальной культуры Конго. Однако, в отличие от музыки, которая приобрела всемирную известность, продукция живописцев осталась замкнута в местной среде.
Богумил Евсевицкий
Материал впервые опубликован в Garage Gazette 2017.