Секретик № 23. «Иностранный агент» Андрей Сахаров

Утром 16 февраля 1980 года главный редактор журнала «Человек и закон» Сергей Семанов изучает результаты переписи населения Советского Союза за 1979 год. Как следует из дневниковой записи за этот день, в целом он доволен: поголовье русских увеличилось на 6,3%. Ситуация в Литве, однако, беспокоит Семанова: «Литовцы молодцы: +6,8%, 97,9% — родной язык, у себя дома — 80%. Это монолит, и довольно опасный, особенно учитывая новое наступление на нас Рима». Под Римом русский националист и антисемит Семанов имеет в виду Запад, который якобы строит планы уничтожения России и всех, кому она дорога. Знающие родной язык и успешно размножающиеся литовцы видятся ему пятой колонной в случае агрессии Запада. Родная страна в его понимании похожа на свободолюбивую римскую провинцию, с переменным успехом воюющую за независимость. Что-то вроде Иудеи, только избранный народ — русские, угнетенные либералами в партии и капиталистами (Семанов видит сходство в стратегиях глобальной экспансии у тех и других). Некоторые борцы за независимость стран Балтии, наоборот, считали Римом Советский Союз, как, например, эстонец Ян Каплинский: в стихотворении 1967 года он описал земляков галлами, которые клянутся отомстить жестокой империи.

Заметка в дневнике заканчивается упоминанием о том, что разработчика советской ядерной программы 1950-х, а ныне диссидента Андрея Сахарова сослали в закрытый город Горький (Нижний Новгород), куда иностранцев тогда не допускали. Сахаров Семанову активно не нравится. На тот момент к отцу водородной бомбы симпатию не испытывают и власти: возможно, они всерьез считают его агентом «Рима». Как бы то ни было, КГБ раскручивает в печати пропагандистскую кампанию, чтобы лишить академика и бывшего лауреата Сталинской премии (всех наград Сахарова лишили отдельным указом Политбюро еще до отправки в ссылку) доверия народа.

Впрочем, контакты Сахарова с внешним миром и так ограничены. Политбюро прячет диссидента в гостинице для сотрудников КГБ, которая становится для Сахарова «секретиком». В дневнике он перечисляет условия содержания: «2) Я не имею права выезжать за пределы города... З) Я не имею права иметь контакты... с иностранцами. 4) Я не имею права на почтовую и телефонную связь с заграницей». 16 февраля того же года Сахаров записывает в своем дневнике впечатления от статьи «Цезарь не состоялся», опубликованной днем ранее в «Комсомольской правде». Академик меланхолично перечисляет обвинения в свой адрес («технократ», «каннибальская ненависть к Вьетнаму и к собств. стране и народу, к социализму») и жалеет лишь о том, что его отца упомянули в статье в качестве «профессора» («ему было неприятно, когда его так называли»). «Цезарем» журналисты «Комсомолки» называют Сахарова, он якобы «хотел владеть миром с помощью термоядерной бомбы».

Ряд перекличек с древней историей, столь живописно выстроившийся в этот день, продолжается акцией Натальи Абалаковой и Анатолия Жигалова «Погребение цветка», в центре которой — библейский образ кипариса, символа перерождения и обновления. Это название, правда, неверное: изначально перформанс назывался Flower Wake («Поминки по цветку»), отсылая к последней книге Джеймса Джойса «Поминки по Финнегану». В ходе сложной и хаотичной, как и «Поминки» Джойса, пародии на ритуал и миф, кипарис с Масличной горы в Иерусалиме (комнатное растение, подаренное другом семьи) вырван с корнем из горшка, засунут в трубу и залит гипсом. Кипарис — символ Спасителя и перерождения: как сказано у ветхозаветного пророка Захарии, в конце дней на Масличную гору взойдет Мессия и начнет воскрешать мертвых. Ближе к завершению акции Абалакова и Жигалов инсценируют собственные похороны, отправляясь лежать в ванную при нервном свете свечи, а в конце воскресают и воссоединяются со зрителями в скромном пиршестве.