Виктор Мазин «Гамлет, Шребер и ковид, или Время распада времен»
То, что мы переживаем в последнее время, — преобразование реальности, или, точнее, расщепление реальностей. «Последнее время»… Само это словосочетание ставит под вопрос время, как будто остался лишь его остаток. Возможно, сегодняшнее время — последнее, оставшееся время. Время как будто сжимается, и мы вновь переживаем Конец света, очередной конец. Мы переживаем конец того света, который не так давно был. Конец того света, который был, заключается в радикальном преобразовании, которое претерпевает реальность, ее координаты, пространство и время. Время вновь оказывается вывихнутым, выбитым из своего привычного хода, time is out of joint, если воспользоваться словами Гамлета. Почему вновь? Потому что, по меньшей мере, расстройство времени, а с ним и символической матрицы, в которой обитают люди, случалось и раньше; во времена перехода к Современности, о чем в 1600 году свидетельствует принц Гамлет; в 1900 году символическая матрица вновь полетела, о чем свидетельствует судья Шребер. И вот теперь XXI век, который начался не в 2020 году, и даже не в 2000-м, когда проходил маленький Конец света под названием Millenium bug, а в 1980-е годы. Для удобства мы говорим просто: в очередной раз время вывихнулось в 2000 году, когда наступила новая эпоха, эпоха новых реальностей, которую с 2019 года можно называть Covid. Она затрагивает все условия существования человека — закон, отношение с другим, знание, систему письма, пространство, время… В духе Даниэля Пауля Шребера и Фридриха Киттлера можно сказать о наступлении Системы письма 2000, Aufschreibesystem 2000, то есть цифровой системы регистрации, в которой сам процесс грамматизации перепоручается машинам.
Иван Разумов. Карантин. 2020
CG Painting
Предоставлено художником
Радикальная трансформация реальности началась лет за сорок до пришествия вируса, но именно его появление на планете стало событием. Оно стало Событием с большой буквы, по той причине, что оно — о чем люди принялись сразу же писать — должно разделить время на до и после. Будущее никогда не будет таким, каким было прошлое. Вирус проводит разделительную черту, а точнее проявляет ее, делает видимой.
Время выбилось из привычной колеи, и будущее оказалось под вопросом. Обычно мы полагаем, что будущее на то и называется будущим, что оно будет, ведь оно запланировано. Но, что, если после сейчас не последует ничего? Таков один из вариантов непредписанного грядущего, того, которому еще предстоит прийти, того, которое Деррида назвал avenir, в отличие от future.
Обычно нам кажется, что время еще есть, что завтра наступит. Будущее вписано в настоящее, то есть все, что запланировано, обязательно сбудется. Но привычный ход времен нарушен, и мы обращаем внимание на само время, которое застывает будто на паузе, а вместе с ним на паузе оказываются смерть и другой. Они — удалены, и они предельно близки. Вирус как будто вернул человека к мыслям о смерти, времени и другом.
Вирус — лабораторный продукт, отход от технауки, отброс, вырвавшийся на волю. Вирус меняет публичное пространство, он задает дистанцию в отношениях с другим, он вводит различные формы сегрегации публичного пространства; однако главное — он стал акселератором жизни онлайн. Жизнь (бывшего) рода homo sapiens и дальше будет укореняться на виртуальных платформах, и понятие «жизнь», а вместе с ним и «смерть», давно уже пора пересматривать. Итак, произошел очередной радикальный скачок сферы научной истины, алетосферы, как назвал ее Лакан; и расщепление реальностей — эффект этого скачка.
Иван Разумов. Апокалипсис. 2020
CG Painting
Предоставлено художником
Время человека не может не претерпевать деформаций при пересадке на платформы, в ситуации, когда в руке гомо сапиенса не дубина и не граната, как в стародавние времена, а протез самой реальности — компьютер как место работы и развлечений, как ризоматическое место социальных уз и «жизни». Время человека, идущего по улице, и время того же человека, (якобы) идущего по улице, но захваченного умным прибором, — не одно и то же время. К тому же, не компьютер — протез руки, но рука продолжение компьютера, того самого, который, согласно Делёзу, оказывается центральным органом общества контроля, пришедшего на смену общества дисциплинарного. Каково время человека, захваченного, поглощенного экраном смартфона, обустроившегося в руке? Один из ответов: человек, объективированный смартфоном, — вне времени, он не подвластен времени, потому что нет ни его как субъекта, ни времени. Субъект подлежит, как сказал бы Маклюэн, самоампутации. А вот время, если и есть, то без прошлого и будущего, оно, согласно восторгам апологетов компьютерных сетей, всегда уже настоящее. И дело совсем не в том, что кто-то кого-то контролирует, хотя и в этом тоже, а в том, что субъект лишается учреждающей его диахронии и превращается в объект данных, big data, перемещенных в компьютер. Вместо субъекта мнесических следов — отчужденный объект следов дигитальных.
Время принадлежит символической конструкции, время — символическое понятие, оно имеет вектор, оно необратимо, оно — единственный Господин. Однако в нарциссически-паранойяльном режиме времени нет, и с ним можно делать все, что угодно: забавляться с календарем, переставлять даты и даже обнулять время. Проблема в том, что паранойяльные манипуляции со временем можно осуществлять не только у себя в голове, но и в головах миллионов других. Что скажете, невозможно взять и отменить время, прошлое, историю?
В условиях расщепления реальностей вполне возможно, ведь субъект принадлежит пространству и времени, координатам реальности. Расщеплению содействует и то, что в онлайн-реальности деформации подвергаются границы личного и публичного пространства. Если меняется конфигурация личного и публичного, то субъект не может не претерпеть изменений.
Сегодня мы говорим о расщеплении реальностей, ведущем к дезориентации, а в матрице 1900 года речь шла о дезориентации, вызванной трансформацией пространственно-временных координат под воздействием машин Второй промышленной революции, изменившей скорость времени, радикально трансформировавшей пространство в связи с новыми средствами массовой коммуникации. Судья Шребер как человек, который в мельчайших деталях описал Конец света 1900, утверждает: трансформация Мирового порядка ведет к нервному перенапряжению, истощению и дезориентации. В ситуации Конец света 2000 дезориентация неизбежна. Откуда и неизбежная паранойяльная реконструкция реальности как попытка справиться с Концом света.
Неудивительно, что массовую вспышку паранойи вызвал вирус, этот невидимый и неведомый объект, связанный с врагами, использующими новые технические возможности, новые машины влияния, антенны чипирования. Невидимое-неведомое порождает страх. Оттенок этого страха, известный как жуткое, unheimliche, трансформирует вирус в лакановский объект а, объект приближающегося реального, которое со всех сторон просачивается в щели между реальностями.
Санкт-Петербург, 12:00, 12 июня 2020
Об авторе
Виктор Мазин — психоаналитик, теоретик визуальной культуры, автор множества книг и статей, преподаватель Санкт-Петербургского государственного университета и Института психоанализа (Санкт-Петербург), основатель Музея сновидений Фрейда. Живет и работает в Санкт-Петербурге.
О художнике
Иван Разумов — художник. Основными лейтмотивами творчества являются столкновение, конфликт и эротизация образов советской, новой российской и западноевропейской культур (пионеры, Ленин, Маркс, Кремль и др.). В основе сюжетов — аллюзии на кинематографические и литературные эпизоды, психоаналитические теории, политические и социальные события, мифы популярной культуры. Живет и работает в Москве.
