Эстетический экстремизм
Слушайте подкаст на удобной вам платформе: SoundCloud, Apple Podcast или Яндекс.Музыка.
В декабре 1989 года в Петербурге появляется Новая Академия Изящных Искусств (НАИИ). Ее создатель художник Тимур Новиков провозглашает неоакадемизм новым принципом жизнестроения, предложив культ красоты как спасение от наступающего кризиса в современном художественном мире. Утверждая власть искусства как идеального мироустройства, Новиков сформировал целое новое общество, воплощающее это идеальное начало, героями которого стали сами художники-неоакадемисты — Георгий Гурьянов, Константин Гончаров, Денис Егельский.
Американский писатель Эндрю Соломон в своей книге — воспоминании о российском искусстве эпохи перестройки The Irony Tower отмечает разительный контраст между внешним видом московских и ленинградских художников. Впервые приехав в Ленинград, он был поражен тем, как стильно выглядели последние, сравнивая круг Тимура Новикова с передовыми мировыми модниками. Дух дендизма восторжествовал в этом сообществе во второй половине 1980-х, когда «“Новые художники” обращаются от “дикости” к новому романтизму, светскости и популярной культуре»1. В том же издании Соломон пишет о Ленинграде как об очень красивом городе, где «красота — сама по себе удивительный подарок»2. Тимур Новиков обращает эту красоту в свою пользу, принимая классическую архитектуру города, которому в начале 1990-х возвращено его историческое название, за отправную точку в «возрождении былой роскоши и служении культу прекрасного»3. Осваивая это новое пространство, неоакадемисты наслаждаются возможностью пребывания среди исторической архитектуры — проникают в апроприированные советской властью здания, сквотируют капремонтные квартиры с лепниной и каминами, превращают дворцы и парки в декорации для жизни и творческих проектов.
Меняется и поведение художников, которые стали изучать работы старых мастеров, посещать Мариинский театр, наряжаться в роскошные наряды, создавая своим появлением в обществе яркий контраст с неприглядной действительностью и растворяя границу между искусством и обыденной жизнью.
Главным денди Петербурга начала 1990-х был Георгий Гурьянов. Единожды увлекшись образом «строгого юноши» из одноименного фильма Абрама Роома и эстетикой советских спортсменов, воплощавших молодость и жизненную силу, Гурьянов бесконечно воспроизводил их не только в своей живописи, но и в повседневной жизни. За его нарядами и манерой держаться, неизменно вызывавшими восхищение, стояла цельная стратегия самопрезентации, выраженная словами «мое произведение искусства — я сам»4. В этом ему вторит и Тимур Новиков, который в одном из первых неоакадемических манифестов говорит о том, что преобразования «начинать нужно с себя, здесь и сейчас»5. Он, как и искусствовед Андрей Хлобыстин, играл в дендизм и разгуливал по улицам Петербурга в смокинге, носил цилиндры, лорнеты и трости. Денди в мифологии раннего неоакадемизма это не только щеголь, но и светский насмешник и провокатор. Это ироничное наряжание трансформировало «скучную», по мнению предшественников неоакадемистов, классическую культуру в веселый маскарад, продолжающий традицию бытования городских чудаков и оригиналов. Необычные наряды отыскивались в многочисленных секонд-хендах, которые пришли на смену комиссионным магазинам и буквально заполонили город в начале 1990-х, один из «секондов» находился даже в галерее «Борей». В то же время у художников уже были деньги на дорогие дизайнерские вещи, а заграничные поездки открывали доступ к оригинальным магазинам и бутикам винтажной одежды. В гардеробе сына Андрея Хлобыстина до сих пор есть рубашка, купленная в специальном магазине «для покойников на Таймс-сквер в Нью-Йорке»6.
Ощущение маскарада создавали и роскошные наряды Константина Гончарова, ставшего в первой половине 1990-х главным модельером Новой Академии. Творческая карьера Гончарова началась в конце 1980-х, когда он сотрудничал с Жанной Агузаровой и группой «Кино», создавая костюмы для выступлений музыкантов. В 1987 году Гончаров знакомится с Тимуром Новиковым и в дальнейшем становится его ближайшим соратником. Это знакомство повлияло на обоих героев — благодаря дружбе с Гончаровым Новиков все больше увлекается классическим искусством, в частности балетом. А Константин Гончаров, при поддержке Тимура, открывает вместе с Алексеем Соколовым Галерею мод «Строгий Юноша», ставшую на несколько лет центром притяжения для богемы. Искусствовед Екатерина Андреева называла Гончарова «радикальным эстетом», сравнивая созданные им вещи с произведениями искусства, составляющими которых были эффектные ткани и невероятный крой.
Найти в 1990-е оригинальные ткани было непросто. Алексей Соколов вспоминает о том, как они охотились за ними повсюду: искали в магазинах, где внезапно могли появиться в продаже экспериментальные образцы, индийские платки или узбекские шелка, или по комиссионкам, куда бабушки сдавали винтажные вещи. Но таланту Гончарова были подвластны и банальные советские ткани. Примером могут служить так называемые гимназические платья, выполненные из простого коричневого сукна. Их преображают оригинальные вставки с фотографиями танцоров балета из коллекции Тимура Новика. Гончаров часто дополнял свои наряды скрытыми деталями — «секретиками» — необычной тканью подкладки или карманом, о которых знал только обладатель вещи. Признание и международная известность приходят к Гончарову после создания костюмов к проекту «Золотой осел», за который он получает звание «Лучший художник авангарда-95» на I Московском международном фестивале авангардных коллекций «АЛЬБО-мода». Наряды от «Строгого Юноши» становятся знаком причастности к миру современного искусства. Среди клиентов модного дома петербургские художники и богемные модники из разных стран — куратор Катрин Беккер, аристократка Франческа фон Габсбург, княжна Катя Голицына, американская галеристка Джейн Ломбард и другие.
Проживание повседневности как части художественного действа способствовало созданию художниками «аватаров», от лица которых они творили и общались с миром. Яркий пример подобной стратегии — художник Владислав Мамышев-Монро, чье первое публичное появление в образе легендарной блондинки состоялось в 1990-м году на вечеринке в ДК Связи. Далее петербургская Мэрилин стала все чаще появляться в городе: на вечернем Невском проспекте, в клубе «Танцпол», на открытиях выставок и в сюжетах «Пиратского телевидения».
Подобные перевоплощения и свобода в ежедневном проживании искусства приводят к тому, что у художников круга Новой Академии появляются последователи — тусовщики устраивают вечеринки с переодеваниями, оригинальные наряды носят студенты Новой Академии и их друзья, группа ФНО открывает «Магазин утопических вещей». Андрей Хлобыстин говорит о том, что Тимур Новиков и его союзники создали новую субкультуру модников и эстетов, а Екатерина Андреева называет Петербург первой половины 1990-х городом «экстремального эстетизма», который «возвращается к своей метафизической цели — транслировать мечту о прекрасном, рисовать горизонт идеального в гиперборейских северных широтах»7. Но как только это стало трендом, основные действующие лица покидают сцену, и уже в середине 1990-х Новиков начинает новую страницу неоакадемизма, перевоплощаясь из франта в старца с тростью-топором, а прежний разгул сменяется «новой серьезностью», к которой постепенно обращаются большинство неоакадемистов.
Примечания
1. Соблазнение и разочарование // Хлобыстин А. Шизореволюция. Очерки петербургской визуальной культуры второй половины ХХ века. СПб: Борей Арт, 2017. С. 65.
2. Соломон Э. The Irony Tower. Советские художники во времена гласности. М.: Ad Marginem, 2013. С. 107.
3. Андреева Е. Круглый год // Художественный журнал, 1993, № 1. URL: http://moscowartmagazine.com/issue/45/article/872.
4. Георгий Гурьянов: «Мое произведение искусства — я сам» // Собака.RU, 2010. URL: https://www.sobaka.ru/oldmagazine/glavnoe/17562.
5. Песнь о неоакадемизме // Хлобыстин А. Шизореволюция. Очерки петербургской визуальной культуры второй половины ХХ века. СПб: Борей Арт, 2017. С. 184.
6. Из личной переписки автора с Андреем Хлобыстиным.
7. Андреева Е. Ленинградский неоакадемизм и петербургский элленизм // Новая Академия. Санкт-Петербург. М.: Фонд культуры «ЕКАТЕРИНА», 2011. С. 52.
