Отрывки из книги Виктора Пивоварова «Серые тетради»

«Серые тетради» — книга художника Виктора Пивоварова, одного из основателей школы московского концептуализма, известного иллюстратора, теоретика искусства и писателя. Это продолжение его автобиографии «Влюбленный агент», которую Музей «Гараж» опубликовал весной 2016 года.

КУПИТЬ КНИГУ


 

 

О ГЕНРИХЕ САПГИРЕ

(вместо предисловия)

 

Холин буддист.

Сапгир даос.

Талант, гурман, гуляка, хулиган,

любитель женщин и вина,

огонь и ветер, «буря мглою».

Пишет легко и весело, поскольку одарен безмерно.

Стих и стихия у него в крови.

Холин целен.

Сапгир раздвоен.

На пьяного и трезвого.

Пьяный — дыра, вихрь, бездна, Дионис и Сатир.

Туда, в эти бездны уходят корни его поэзии.

Трезвый — трудяга, ритм и мера, Аполлон, моральный человек без морализма. Легко, естественно не делающий зла.

Отсюда, из его аполлонического дара, чистота, ясность и отточенность его формы.

Работать с ним легко, поскольку в своем деле он Моцарт.

В Детгизе был редактор, мы с ним дружили, Карл Арон. Доводил авторов бесконечными придирками до обмороков и истерик. «Карл у Клары украл кораллы» считал, что единственный человек, с которым «можно работать», — Сапгир.

Технических трудностей для него не существует. Абсолютный слух.

Переделать? Пожалуйста. Еще? Третий раз? Да хоть сотый.

Притом никогда не ухудшая, не теряя общей свежести и легкости.

Как в стихе, так и в жизни. Легко сорваться и лететь. Не помню случая, чтобы Генрих когда‑либо отказался от приглашения куда угодно. Единственный, у кого ВСЕГДА ЕСТЬ ВРЕМЯ.

Казалось бы, гуляка.

Притом ужасно много написавший.

Просто, видимо, он в другом времени, где времени либо вообще нет, либо тьма.

Дневников я не вел. Но была у меня толстая книга, куда я записывал «важное».

Записей в ней не так много. «Важного» еще меньше. Среди записей несколько о Генрихе. Генрихе даосе, Генрихе пьянице.

Почему записывал, не знаю. Может быть, из любви к поэзии. Может быть, потому, что сам другой. Может быть, из обостренного обоняния: отдавало мифом, а о мифе нужно петь. Певец из меня не знаю какой. Но я слышал гусляров и акынов с голосами тоненькими и слабыми. Значит, это не так важно.

  

Вот несколько моих работ, связанных с Генрихом.

Детские книги: «Леса-чудеса», «Про Фому и про Ерёму», «Красный шар», «Карманный комарик», «Полосатые стихи».

Кроме того, Овсей Дриз в его переводах: «Зелёная карета», «Мальчик и дерево», «Хелемские мудрецы» (не вышла). Самиздатская книжечка его «взрослых» стихов «Утренняя философия». Трансмутационный мета-портрет Холина- Сапгира в цикле «Метампсихоз». Портреты Холина и Сапгира в альбоме «Действующие лица».


 

О ХОЛИНЕ

 

Холин на колонну похож.

Сапгир нет. Сапгир похож на вдохновенного кота.

Впервые их увидел в феврале 1964 года на дне рождения Ирины Васич, редакторши из издательства «Детский мир».

Сапгира рассмотреть не успел — рано исчез. Холин не ушел и читал стихи. Мне показалось, с сознанием собственной гениальности.

Чушь. Никакого такого сознания у Холина нет. Он просто гениален. Во всем.

Однажды его обокрали. Украли иконы, дорогие оклады, деньги, что‑то из аппаратуры. Холин скупал все это многие годы «на старость». Спрашиваю:

— Ты звонил в милицию?

— Конечно, нет.

— А что же ты делал?

— Как что, лег спать. Я был так рад, что пришел через пять минут после воров.

— Почему?

— Если бы я их застал, хрясь мне по башке, и нет меня.

Холин отвез нас с Ирой к Евгению Леонидовичу Кропивницкому в Долгопрудное. Ольга Ананьевна еще была жива.

Холин ездил туда часто. Возил сумки с едой. Может быть, единственный.

Потом мы с ним там были, когда Евгений Леонидович уже остался один. Печальный и одинокий, но поэтического интереса к молоденьким девушкам не потерял.

  

Однажды собралась какая‑то компания. Кажется, у Евы Уманской, красивой Холинской любовницы, на Таганке. (На постели лежит Игорь Холин-поэт — худой, как индус. Рядом Ева — без трусов. Шесть часов. — Г. С.). Пили. Ве­селились.

Стали разъезжаться по домам около 2 часов ночи.

Вышли на Садовое ловить такси. Никто не хотел везти. Наконец одного уговорили. Было нас человек семь-восемь. Все пьяненькие, веселые. Набились все в одну машину друг на дружку. Только один не влез — отец Киры Сапгир, Александр Давидович, по прозвищу «Зайчик»:

— Ничего, ничего, я пешочком дойду.

Такси уже было тронулось, но Холин (единственный) оста­новил шофера, как‑то утрамбовал всю компанию и поса­дил Александра Давидовича.

А под утро «Зайчик» умер. В своей постели, а не где‑то под забором. Благодаря Холину.