En

Ариадна Арендт родилась в семье известных врачей. В детстве попала в Боран-Эли — имение-мастерскую Михаила Латри. В этом имении бывали Максимилиан Волошин, сестры Цветаевы, Аристарх Лентулов, Константин Богаевский, Николай Хрустачев и многие другие — царила творческая атмосфера.

Как вспоминала Ариадна, «утром все работали, каждый в своем углу или на лоне природы. Художники писали, поэты сочиняли стихи. Была еще и гончарная мастерская, куда каждый мог прийти и работать по глине, кто что хочет. Потом изделия обжигали и поливали глазурью. <...> Все это казалось мне каким-то дивным волшебством, так же как и живопись, возникавшая на пустом холсте»1. В детстве Ариадна брала уроки у Елизаветы Говоровой — художницы круга «Мира искусства», мистика и теософки, ученицы Мстислава Добужинского, и это в значительной степени повлияло на мировосприятие и стиль Арендт. Уже с отрочества в творчестве художницы прослеживается склонность к символизму и мистицизму — особенно в графике.

В 1922–1926 годы Ариадна Арендт училась в Симферопольском техникуме изобразительных искусств у выдающегося педагога и художника-баталиста Николая Семеновича Самокиша. Ариадна так вспоминала о своем учителе: «О М. А. Волошине Н. С. сказал, что более глубокого искусствоведа он не знает. Очень уважал А. И. Куинджи и куинджинистов, из которых выделял Н. К. Рериха, и, как ни странно, наши ученические эскизы вызывали в нем ассоциации с новыми путями, указанными Рерихом».

Тесное общение с Волошиным — другом семьи Арендт, а впоследствии наставником Ариадны в искусстве (подобно тому как он наставлял юную Цветаеву в поэзии) — привело Ариадну в Коктебель. С этим местом окажет- ся связана вся ее судьба. Глубоко воспринятое от Волошина теософское учение позволяло Ариадне внутренним душевным усилием искать и находить гармонию и смысл в происходящем, каким бы суровым оно ни казалось.

А в юности у Арендт было, как она сама вспоминает, «озарение»: «Помню, когда мне было лет 16, я училась в Симферопольском изотехникуме. Окончив удачно рисунок натурщицы, я вошла в маленький закуток, где хранились наши работы, я собиралась отдернуть занавеску. И тут со мной произошло нечто столь невероятное, что описать это словами невозможно, всякая попытка рассказать об этом будет очень бледна в сравнении с действительным переживанием. Совершенно неожиданно время вдруг перестало для меня существовать. Сколько я там простояла, не знаю, но я испытала огромное непередаваемое счастье, я задыхалась от счастья. Мне казалось в тот момент, что я знаю все-все, что я могла бы ответить на любой вопрос, что Бог существует, что зло — это иллюзия, что смерти нет, что мир бес- пределен <...>. Мне были видны золотые лучи, пронизывающие меня сверху, как мне показалось, сужающиеся книзу. Это было потрясение всей моей  сущности. Все это внезапно прошло, как и началось, но я вышла из закутка совершенно другим человеком. Это было счастьем космическим и несказанным!»

В 1932 году Ариадна — выпускница Вхутеин–Вхутемас (среди ее учителей — Лев Бруни, Нина Нисс-Гольдман, Вера Мухина, Иосиф Чайков, Сергей Бу- лаковский, Иван Ефимов и Владимир Фаворский) — поселилась в Москве на Верхней Масловке в Городке художников, который называют русским Монмартром; рядом с ней работали ее друзья, великолепные мастера — Сарра Лебедева, Василий Ватагин, Иван Ефимов, первый муж Арендт Меер Айзенштадт, ее второй муж — Анатолий Григорьев.

В 1936 году Арендт постигло несчастье: она, попав под трамвай, лишилась ног. Впрочем, это не помешало художнице жить полной творческой и личной жизнью.

В 1940-е Ариадна вместе с Григорьевым посещала теософский кружок, который вела ее родственница Ольга Буткевич. В 1948 году Григорьев был арестован по сфабрикованному делу «Антисоветское теософское подполье» и отправлен в лагеря, Ариадна из-за инвалидности осталась на свободе. В середине 1950-х Ариадна начала строить дом в Коктебеле, куда впоследствии съезжались ее друзья и единомышленники. Часто бывали у Арендт и художники круга «Амаравеллы» — Виктор Черноволенко, Борис Смирнов- Русецкий и другие.

Последний этап творчества Ариадны Арендт — новаторские монтажи из природной коктебельской гальки и окаменелостей, карадагского базальта, что в значительной степени близко работам «Амаравеллы». Художница восторгалась не только формой, но и красотой, живописностью камней: «Я вошла во вкус этих занятий [собирания коктебельских камешков] много позднее. Макса [Волошина] уже не было, носиться по горам я не могла, тогда-то и открылся мне мир микрокосмоса — камни».

Мария Арендт, Наталия Арендт

1. Здесь и далее цит. по Арендт А. В стране голубых холмов. Опубликовано в: Менчинская Н. Крымские «аргонавты» XX века. М., 2003.

Поделиться