Финал экспозиции решен в театрально-драматическом духе. Посреди темного сферического пространства мерцает золотой младенец. Образ золотого дитя вызывает массу ассоциаций алхимического, мистического, эзотерического происхождения и вместе с тем становится финалом, в котором сходятся и примиряются не только различные художественные практики Пепперштейна, но и вполне личные темы и сюжеты (не сам ли это Пепперштейн, наследный принц московского концептуализма? Или мальчик Паша Пивоваров, рожденный и выросший в свете любви своих родителей: «Мои родители взошли надо мной двумя солнцами, ярко освещающими безмолвную планету моего детства. При этом я почти не мог обнаружить границу между ними и собой: мне казалось, что я целиком состою из того света, который они излучают»?). Вместе с тем золотое дитя — это почти лишенный материальности (фигурка крохотная, всего три сантиметра высотой) свет, «сувенирное воплощение бога» или грандиозная сверхсила, как в рассказе Пепперштейна «Архитектор и Золотое дитя».

Поделиться